А ещё мне все ещё было больно от его слов. Такого мне раньше не говорили, обычно жалели и, наверное, я привыкла к этой жалости, хотя зачастую ненавидела её. Андрей поступил по-другому, он у воззвал к моей логике. И заставил признать его правоту. И мне это также не понравилось, как понравился поцелуй. Именно поэтому я должна была остановиться.

– Можем пойти ко мне или в кемпинг, – предложила я, отрываясь от его губ. – Если обойдём бар по берегу, то никто не узнает, что ты провёл ночь с местной.

Я ощутила, как напряглись его руки, а потом и все тело. Воронов отстранился, выражение его лица изменилось, больше никакой мягкости или участия, лишь недоумение с толикой разочарования.

– Это было грубо, – заметил Воронов. – И незаслуженно. Тот я, тот мальчишка, которым я был двадцать лет назад, безусловно заслуживал подобного, но не сегодняшний. Поверь, я изменился.

– Прости, я не хотела. – Я отступила.

– Нет, хотела, – сказал он.

– Может быть, – не стала отрицать я, наклоняясь и подхватывая кроссовки. – Поэтому на сегодня нам лучше закончить, пока мы не наговорили или не натворили того, о чем пожалеем. – Я неторопливо пошла вдоль берега, в этот раз знала, что Воронов остался стоять на месте. И почему-то испытывала от этого некоторое сожаление.

***

Он смотрел, как она шла вдоль кромки воды, смотрел, как с опаской трогала волны ногами, как закатывала штанины и шагала дальше. Она была такая… такая… Лёгкая и сияющая в лунном свете. Такая необыкновенная, что ему почти становилось её жалко, потому что то, что произойдёт дальше, разобьет ей сердце. И пусть она не виновата, остановиться он уже не мог. И не хотел.

13

– Ты какая-то тихая с утра, – сказал отец, глядя, как я вяло ковыряюсь в яичнице. – Завтракаешь и не ворчишь на меня. Ты не заболела?

– Нет, просто… – Я взяла тост и разломила. – Просто дело очень сложное.

– А я по твоему совету решил заняться садом. Сегодня буду обрезать розы… – Отца прервал звук подъезжающей машины, и я ощутила облегчение. Воронов опоздал, но всё равно приехал. Я бы не удивилась, если бы Андрей не появился, и даже успела пожалеть, что оставила скутер у участка. Самое время проверить правдивость утверждения, что я вполне могу преодолеть сорок километров до Иже на своих двоих.

Но Воронов все же приехал.

– Отлично, папа, – сказала я, поцеловав отца в небритую щеку. – Увидимся вечером. – И вышла из дома.

Белый внедорожник стоял напротив крыльца.

– Куда? – спросил Воронов, стоило мне занять место пассажира.

– Знаешь, где это? – Я показала ему фотографию одной из картин Софии Болотовой.

– Звонкий холм? Конечно, — сказал он, выруливая со двора.

– Вчера, я полночи рассматривала эти картины и… Тебе неинтересно? – спросила я, понимая, что мужчина слушает меня вполуха.

– Нет… Вернее, конечно, интересно, просто голова другим занята, – сказал он немного странным голосом и свернул на лесную дорогу.

– Не хочешь поделиться? – предложила я.

– Не хочу, но я вынужден это сделать. – Он побарабанил пальцами по рулю и продолжил: – Сегодня со мной связался нотариус Таши и, скажем так, в неофициальный беседе, просветил насчёт дальнейшей судьбы её имущества.

– Не томи, – попросила я, когда он замолчал. – Она была богата?

– Не то, чтобы богата… Дом, земля, на которой стоит центр, автомобиль, немного сбережений и… двенадцать процентов акций ткацкой фабрики Болотова.

– Ого, – сказала я. – Наверняка номинальная стоимость немаленькая. Откуда они у неё? Купила? Или Болотов подарил?

– Последнее, но самое интересное не сам факт дарения, все же по словам Алины они были любовниками, а его дата. Он подарил ей акции в одна тысяча девятьсот девяносто девятом году.

Я не удержалась и присвистнула.

– То есть они были близкими друзьями уже тогда? Чёрт, Болотов только-только женился! – сказала я, а Воронов промолчал. – И что, никаких возражений? Никаких «Таша не такая»?

– Таша – это не София, и слухи о ней ходили самые разные, даже в период ее недолгого замужества.

– Например?

– Таша любила мужчин, она была свободна и не перед кем не отчитывалась о своей личной жизни.

– Но ведь есть что-то ещё? – спросила я, внимательно приглядываясь к мужчине. – Ты какой-то странный, словно я вчера тебе врезала, а потом ещё и заставила извиняться. – Андрей улыбнулся, не знаю почему, но меня порадовала эта мимолётная улыбка. – Выкладывай.

– Нотариус сказал, кто наследует после Таши дом, сбережения, акции, автомобиль, центр…

– И кто? Андрей, мне каждое слово из тебя клещами вытаскивать?

– Было бы интересно посмотреть, – проговорил мужчина, вывернул руль и остановил автомобиль. – Но рано или поздно ты всё равно узнаешь. Это ты.

– Не поняла. Что «я»?

– Ты наследуешь.

– Это такая шутка, да? – Я посмотрела на Воронова. – Или месть за вчерашнее? Мне извиниться?

– Не стоит.

– Послушай, мы даже не были знакомы, как она могла мне хоть что-то оставить?

– А в этом деле знакомство особой роли не играет. Погоди. – Он поднял руки, видя, что я готовлюсь возразить. – В её завещании это звучит так: «все движимое и недвижимое имущество, которым я буду владеть на момент смерти, я оставляю тому, кто прибудет последним паромом на Кихеу в день предшествующий дню моей смерти и первым, кто сойдёт с судна на землю острова». Я потому и задержался, ездил в порт, просматривал записи с камер. Это ты. Ты сошла первой, причём так быстро, словно тебя черти подгоняли.

– Это идиотство, а не завещание. Как его вообще заверили?

– Ну, в оправдание нотариуса скажу две вещи. Во-первых, любой человек вправе, как угодно, распоряжаться своим имуществом, захочет, раздаст нищим, захочет, подарит соседской собаке.

– А во-вторых? – спросила я, когда он замолчал.

– А, во-вторых, дело в том, что это не первое подобное завещание Таши. Это подписано полгода назад. А согласно предыдущему, все получал тот, кому принадлежал титул «самый удачливый рыболов острова», а до этого последней мисс Кихеу. – Он пожал плечами. – У Таши не было ни родных, ни детей, вот она и придумывала.