Мой наставник, как всегда, прав. Где ещё лучше вылечить разбитое сердце и залатать израненную душу как не в родовом гнезде?

– Поеду! Домик отремонтирую. Посмотрю, что там делается, – киваю я. – деньги у меня еще есть.

– Вот и славно, – говорит Ростислав Борисович. – А я буду держать тебя в курсе. С этими больше не общайся. Пусть сами себе яму роют. Не мешай.

– Хорошо, Ростислав Борисович.

Мы тепло прощаемся, и я ухожу. На сердце тревожно. Видно, что тяжело моему мудрому наставнику, болезнь пригибает к земле, но ведь помощи не примет. Даже разговаривать не хочет.

Да и чем я смогу помочь? Надеюсь, он воспользовался своими связями и обратился к лучшим врачам.

Сажусь за руль. Надо бы вещи забрать, но заезжать к Юльке за ними не хочется. Мне сейчас нужно держать от нее подальше, еще покалечу ненароком.

Всё равно у меня там немного, и те – офисные. Зачем они мне? Пусть старая жизнь остается в старой жизни.

Решаю: куплю всё новое.

Заезжаю в магазин. Беру пару джинсов, футболок, шорты. Удобные кроссовки и сланцы.

«Наверное, в этом и ходят деревенские», – думаю я.

Загружаю всё в машину. Настраиваю навигатор в неизвестность и отправляюсь в путь!

Глава 23

Выезжаю из города. Дома становятся ниже, магазинов меньше. Вместо рекламы – покосившиеся заборы, за которыми кто-то сушит белье.

Пахнет пылью и бензином. С каждым километром всё меньше машин и всё больше неба.

Первая остановка заправка. Беру кофе в бумажном стаканчике, бутерброд и бутылку воды. Сажусь в машину. Пью кофе, смотрю в окно. Вижу поле. Чистое, ровное.

И вдруг так легко становится…

Словно я уезжаю от проблем и забот всё дальше, будто я уже не прежняя Вероника Андреевна – юрист с железными нервами, а наивная девчонка Ника, какой была десять лет назад. Как будто плёнку назад перематываю.

Дальше дорога через деревушки. Мимо ларьков с надписью «Овощи» и детей на велосипедах. В одной деревне у магазина сидят бабушки на лавке. Я сбавляю скорость, и они все дружно провожают взглядом. Улыбаюсь.

Память подсовывает картинки: я лет десяти, бегу босиком по пыльной улице к речке. В руках ведёрко, внутри два рака – папа поймал. Кричу маме, что буду варить сама. Мама смеется, но варит она.

Чем ближе к своей деревне, тем сильнее в груди щемит. Мост через речку тот же самый, деревянный, только перекрыли доски новыми. Лес как и был: густой, тёмный.

Вот и поворот на нашу улицу. Асфальт заканчивается, начинается щебёнка. Колеса грохочут, пыль стоит столбом.

Калитка. Ржавая, но родная. Выхожу, беру ключ из-под того самого кирпича. Замок скрипит, но открывается.

Двор зарос, трава по колено, но яблоня стоит. Та самая. И качели.

Верёвки выцвели, доска вся в щербинках, но держится, качается на ветру, меня поджидая.

Я подхожу, трогаю ладонью. Закрываю глаза. Слушаю лёгкий скрип, как музыку.

Подхожу к дому. Деревянная дверь потемнела от времени. Достаю ключ из-под камня, замок хрипит, будто сердится из-за моего долгого отсутствия.

Дверь открывается тяжело, с глухим скрипом.

Первым в нос бьет запах – пыль, сухие доски и… может, мне кажется… мамины пироги.

В прихожей коврик с вытертым рисунком, старый комод с облупившейся краской. Снимаю кроссовки, ступаю на деревянный пол, он прохладный и чуть шершавый.

Прохожу в кухню. Печь, стол, табуретки, шторы, которые я когда-то сама выбирала. Всё на месте.

Касаюсь стола, пыль липнет к ладони. Ничего, я все приберу и отмою. Времени у меня вагон и маленькая тележка. Я глубоко вдыхаю. Здесь время тянется иначе.

Закрываю за собой дверь, распахиваю окна. В доме тихо, только половицы чуть скрипят под ногами.

Макс и Юля остались там, за сотнями километров, в своей грязи и сплетнях. Пусть думают, что я ушла. Пусть будут уверены, что я сломалась.

А я здесь. На своей территории. Я согрею этот дом, приведу его в порядок. И себя тоже.

Отдохну, наберусь сил… и вернусь. Вернусь уже другой. Вернусь победительницей.

– Мяв! – вдруг слышу неожиданное.

Глава 24

Удивленно оборачиваюсь.

В окно заглядывает здоровенный рыжий кот.

– Привет! Ты откуда? – я осторожно приближаюсь к котяре.

– Мав, – утробно говорит он и зыркает на меня зелеными глазищами.

– Ну заходи, раз пришёл, – отступаю, приглашая в комнату.

Кот легко и грациозно спрыгивает на пол. Вальяжно проходит по комнате, нервно подергивая хвостом. Ну вылитый генерал по казарме идёт, только сложенных рук за спиной не хватает.

Обнюхивает пол и чихает от пыли.

– Мау, – смотрит на меня сердито, прищурив глаза.

– Ну не успела ещё! Сегодня помою, – развожу руками.

Перед этим котом хочется вытянуться в струнку и оправдываться. Он подходит к моему рюкзаку, обнюхивает и садится рядом. Ещё один требовательный взгляд, дерг хвостом, и я уже тороплюсь расстегнуть рюкзак и достать бутерброд с колбасой.

– На, – кладу колбасу на пол и отхожу.

Кот фыркает и отворачивается.

– Ну извините, мышей не имеем, – говорю я.

– Ма-а-ав! – громко и требовательно орет котяра.

Я беспомощно оглядываюсь. Что ему нужно?! Может, пить хочет?

Иду на кухню, достаю симпатичные блюдца. В одно наливаю воду из бутылки, на другое кладу колбасу.

Подношу всё коту. Он всё тщательно обнюхивает и, недовольно фыркнув на мою недогадливость, принимается за колбасу.

– Ищь, какой дворянин, – усмехаюсь я.

– Это кто тут шарится?! А? А ну выходь, а то щас как огрею поленом! – раздаётся со двора.

– Это я, тёть Маш, Вероника! – спешу откликнуться.

Поленом мне совсем не хочется огрести. Мало меня морально жизнь била, что ли. На физические увечья мы не договаривались.

– Кто это «я»? – тётя Маша опасливо заглядывает в дверь.

Пару секунд мы смотрим друг на друга. Тётя Маша всё такая же крепкая и румяная, как будто время не властно над этой добродушной женщиной. Лишь тонкие морщинки-лучики разбегаются от добрых голубых глаз.

– Вероничка! – она