покажусь? Что тогда? 
— Ты услышал то, чего не должен был, и мы это знаем. Это не обязательно должно плохо закончиться для тебя, но может.
 Чертов лжец. Я не настолько глупа. Я не отвечаю.
 — У тебя есть пять секунд, прежде чем я поднимусь. Один.
 Он ни за что не скажет правду. Ты не можешь подслушивать братьев Романовых без последствий. Интересно, как бы он определил, что значит «плохо».
 Оглядываюсь по сторонам, как будто могла пропустить путь к отступлению и если посмотрю еще раз, то он волшебным образом появится.
 — Два.
 Закрываю глаза и стискиваю зубы. Я не спущусь, и если они хотят попробовать меня достать, я…
 Что-то падает на пол у моих ног, и воздух передо мной мгновенно наполняется жгучим, едким дымом. Падаю на пол, но слишком поздно — я уже наглоталась ядовитого дыма.
 Кашляю и задыхаюсь.
 Помни, ты мужчина. Не выдай себя.
 Боже. Кто, черт возьми, носит с собой дымовые шашки?
 Стою на четвереньках и пытаюсь отползти к лестнице, но не могу сориентироваться. Колени ноют от твердого и холодного пола, и когда ползу вперед, то сдерживаю крик, потому что в ладонь впивается заноза. Начинаю хрипеть, легкие жжет. Я бы все отдала за глоток свежего воздуха.
 Вслепую тянусь к лестнице и заставляю себя помнить о том, что нужно оставаться сильной, помнить, что сейчас не могу сдаться. Я боец, и то, что кучка парней превосходит меня численностью, ничего не значит. Я позволю им поймать меня, а потом, при первой же возможности, сбегу.
 Я всегда сбегаю.
 Всегда.
 Сильные руки безжалостно хватают меня за запястье. Подавляю крик. Я не могу говорить, как женщина, и вести себя как женщина.
 — Отпусти меня, — рычу я самым низким голосом, на который способна. — Я сдаюсь. — Меня охватывает приступ кашля.
 Когда он не отпускает меня, вырываю запястье, пытаясь освободиться, но он тащит меня к лестнице. В ладони болит заноза, а по лицу текут слезы от дыма. Отворачиваюсь, чтобы они меня не увидели. Я падаю вниз, освобождаюсь и толкаю его.
 Боже.
 Я вижу силуэт, падающий на пару ступеней, но он цепляется за перекладину и крепко держится. Он возвращает ноги на лестницу и снова начинает карабкаться ко мне.
 Я почти ничего не вижу из-за едкого дыма, но на мгновение откидываюсь назад и бью его ногой. Удар мимо, промах на целую милю. Господи. Обычно я гораздо точнее.
 Он хватает меня за руки и тащит к лестнице. Я наваливаюсь на него всем телом. Он сопротивляется, пошатываясь, но использует мой вес как рычаг. Дым затуманил разум. Я борюсь изо всех сил, но ничего не вижу и едва могу дышать.
 Извиваюсь и кричу, а когда в поле зрения появляется чья-то рука, наклоняюсь и впиваюсь зубами в плоть. Он ругается и рычит, но не отпускает меня.
 Крепко обхватив меня рукой, он тянет к себе и втаскивает на лестницу, ведущую на чердак. Он кричит своим братьям.
 — Он мелкий и дерется как последняя тварь. Я сброшу его вниз. Потребуется целая вечность, чтобы спустить его по этой лестнице. Ловите.
 Едва сдерживаю крик, когда мужчины быстро создают из своих рук живую сеть. Цепляюсь за Льва и ухитряюсь приподняться на пару дюймов, но не кричу, боясь выдать себя. С ворчанием он снова тянет меня к краю чердака. Мы пошатываемся. Он стоит на лестнице, бога ради, есть вероятность, что мы оба упадем.
 Он дергает меня и бросает вниз. Я лечу. Чуть не прикусываю язык, чтобы не заорать во все горло. Закрываю глаза и падаю в груду рук, которые лишь слегка покачиваются от тяжести моего тела.
 Сердце бьется так быстро, что не могу дышать.
 Это худший из возможных сценариев.
 Я видела, как Виктор избивал людей до неузнаваемости. Видела кадры, на которых Никко стреляет с невероятного расстояния, и этот человек, черт возьми, никогда не промахивается.
 У меня есть видео, где Александр голыми руками задушил мужчину, который угрожал его жене. На его лице не было ни единой человеческой эмоции, пока жизнь покидала жертву. Михаил однажды ворвался в убежище врагов с одним пистолетом в руках и уничтожил всех на своем пути, оставив за собой кровавый след. За это его прозвали Сибирским тигром.
 А Виктор — боже правый, не зря его называют Железным кулаком.
 Но Лев… Лев другой. Он ни в коем случае не добрее и не мягче. Я могу сказать по одному его взгляду, что он, как и все остальные, заслуживает уважения и готов отдать жизнь из преданности. Я надеюсь, что до этого не дойдет, но давайте не будем лгать. Однако он кажется расчетливым. Он наблюдает, прежде чем действовать.
 Я вижу короткую вспышку удивления, прежде чем Виктор хватает меня за руки, едва прикрытые толстой толстовкой, и ставит на ноги. Он поднимает кулак, и остальные расступаются.
 — Ты посмел вторгнуться на нашу частную территорию, — рычит он.
 Я не могу убежать. Если он меня ударит, я… Лев набрасывается на меня сзади и сбивает с ног, а Виктор замахивается. Он был так близко, что я почувствовала порыв воздуха от его ладони.
 — Не надо! — кричит Лев. — Ты не видел того, что видел я.
 Виктор рычит и бьет кулаком по стене, выпуская пар, который был предназначен для меня. Поднимается пыль, куски гипсокартона падают на пол. У меня внутри все сжимается.
 Лев держит меня на расстоянии вытянутой руки и трясет так, что стучат зубы.
 — Это не парень.
 Черт.
 Внезапно он проводит большим пальцем по моему подбородку, оставляя на коже темное пятно от макияжа, словно отпечаток пальца в чернилах.
 — Если только сейчас не в моде рисовать щетину с помощью макияжа. — Он качает головой. — Современные дети.
 Крепко схватив меня за руку, он притягивает ближе.
 — Нет! — кричу, забыв понизить голос, когда он срывает с меня кепку. Он разрывает резинку, и волна боли прокатывается по голове. Черт. Густые, блестящие волны волос падают на плечи. У меня сводит желудок, но я беру себя в руки. Я не сдамся.
 Лев, все еще крепко держащий меня, прищуривается.
 — Ты не парень, — говорит он скорее себе, чем остальным. Сглатываю, его хватка усиливается, будто он переваривает новую информацию.
 — Ты тоже.
 Не знаю, кто из