— Кстати, Байрамов. Благодарите свой источник в Москве. Без него мы бы вас так быстро не нашли.

— Какой источник? — напрягся Камран.

— А вы не знали? — полковник усмехнулся. — Информацию о вашем местонахождении передали из столицы. Кто-то очень хотел, чтобы эта история закончилась.

Повисла тишина. Я почувствовала, как кровь стынет в жилах.

— Кто? — глухо спросил Камран.

— А как вы думаете? Кто из вашего окружения имеет связи в Москве?

Полковник многозначительно посмотрел на меня, усмехнулся и ушел.

Мир замер. Воздух стал густым, как патока. Все взгляды обратились на меня.

— Нет, — прошептала я, но голос дрожал так сильно, что слово разлетелось на куски. Адская боль пронзила грудь, будто кто-то вонзил туда раскаленный штык и медленно проворачивал его. — Это не я.

Камран медленно повернулся ко мне. В его глазах была растущая подозрительность, которая выжигала меня изнутри кислотой.

— Арина, — тихо сказал он. — Посмотри мне в глаза и повтори.

Смотреть на него было как смотреть в лицо смерти. Каждая клеточка тела кричала от ужаса, мышцы свело судорогой. В горле встал ком размером с кулак, мешающий дышать.

— Это не я! Клянусь, это не я!

— Тогда кто?

— Не знаю! Может, кто-то из твоих людей…

— Мои люди здесь со мной. А связи в Москве есть только у тебя.

Удар. Такой сильный, что ноги подкосились. Пришлось схватиться за стену, чтобы не рухнуть на землю. Желчь поднялась к горлу, во рту появился металлический привкус крови от того, что прикусила язык.

— Камран, ты же мне веришь?

Он смотрел на меня долго, изучающе. Борьба шла в его глазах — между любовью и сомнениями.

— Не знаю, — наконец сказал он. — Больше не знаю.

— Как ты можешь не знать? После всего, что между нами было?

— После всего, что было, у меня есть основания сомневаться.

— Какие основания?

— Ты никогда не хотела быть здесь. Никогда не принимала эту жизнь по-настоящему.

— Это неправда!

— Правда. Ты терпела. Подчинялась. Но в глубине души все время искала способ вернуться в свой мир.

Слезы хлынули из глаз — горячие, жгучие, полные отчаяния.

— Я не искала! Я хотела быть с тобой!

— Хотела? Или просто боялась меня ослушаться?

— Хотела! Боже, как же я хотела!

Но он уже не слушал. Отвернулся, смотрел на горы.

— Знаешь, что самое смешное? — сказал он горько. — Я готов был ради тебя на все. Даже сдаться федералам. А ты… ты сдала меня первой.

— Я не сдавала тебя!

— Сдала. И теперь пытаешься выкрутиться.

— Камран, послушай меня…

— Нет. Больше не буду слушать твою ложь.

Повернулся к собравшимся людям.

— Всем расходиться. Через час объявлю решение.

Толпа разошлась, оставив нас одних. Я стояла перед ним и чувствовала, как рушится все, ради чего жила последние месяцы.

— Ты действительно думаешь, что я способна на предательство? — прошептала я.

— А ты способна?

— Нет! Никогда!

— Тогда объясни, откуда федералы узнали, где мы.

— Не знаю! Может, проследили, может, кто-то из местных…

— Местные нас не выдадут. Здесь живут мои родственники.

— Тогда кто-то из твоих людей!

— Мои люди со мной уже десять лет. Они проверенные.

— А я нет?

— А ты — московская принцесса, которая попала в чужой мир против своей воли.

"Против своей воли. Он все еще думает, что я здесь против воли."

— Не против воли! Я сама выбрала тебя!

— Выбрала? Или смирилась с неизбежным?

— Выбрала! И люблю тебя!

— Любишь? — он засмеялся горько. — Тогда почему плачешь по ночам?

— Что?

— Думаешь, я не слышу? Ты стонешь во сне, плачешь, зовешь на помощь.

— Это кошмары…

— Или воспоминания о нормальной жизни, которую я у тебя отнял.

Боль была такая острая, что заломило ребра. Не физическая — душевная. Боль от понимания того, что человек, которого ты любишь больше жизни, не верит в эту любовь.

— Камран, если бы я хотела тебя предать, то сделала бы это в первый же день.

— А может, ждала подходящего момента? Когда я стану достаточно уязвимым?

— Какой момент может быть лучше для предательства, чем сейчас? Когда ты окружен федералами?

— Может, именно поэтому ты и выбрала его?

"Он сошел с ума от подозрений. Любовь превратилась в паранойю."

— Хорошо, — сказала я, вытирая слезы. — Допустим, я предательница. Что ты собираешься делать?

— Сдаться федералам. Раз уж исход предрешен.

— А меня?

— А тебя пусть забирают. Раз ты так хочешь вернуться в Москву.

— Я не хочу в Москву! Хочу быть с тобой!

— Врешь.

— Не вру! Если ты сдашься — я буду ждать! Всю жизнь!

— Будешь ждать палача в тюрьме?

— Буду ждать мужчину, которого люблю!

— Любишь? Тогда докажи.

— Как?

— Останься здесь. Умри со мной.

— Что?

— Если ты меня действительно любишь — останься. Пусть федералы нас убьют, но мы будем вместе.

Сердце колотилось так быстро, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.

— А дети? Амина и Ясмина?

— А что дети?

— Их тоже убьют.

— И что с того? Если жизнь не стоит ничего без любви.

— Камран, ты говоришь чудовищные вещи…

— Чудовищные? Или честные? Я предлагаю тебе умереть ради любви. А ты отказываешься.

— Не ради любви! Ради твоей гордости!

— Моей гордости?

— Да! Ты не можешь смириться с тем, что проиграл! И готов погубить всех, лишь бы не сдаться!

— А ты готова предать всех, лишь бы спастись!

— Я никого не предавала!

— Предала! Меня! Нас! Все, что между нами было!

Кричал он так яростно, что голос сорвался. В глазах стояли слезы — слезы боли, отчаяния, разочарования.

И вдруг я поняла. Он не верит в мое предательство. Он боится в него поверить. Потому что если я предала его, то рушится все, во что он верил. Вся его любовь, вся жизнь.

— Камран, — тихо сказала я. — Посмотри на меня.

— Не хочу.

— Посмотри.

Медленно поднял глаза.

— Я не предавала тебя. Клянусь жизнью — не предавала.

— Тогда кто?

— Не знаю. Но не я.

— Докажи.

— Как?

— Останься со мной. До конца.

— И дети погибнут?

— Дети — не твоя забота.

— Твоя. И если ты их погубишь ради меня, то станешь не лучше убийцы.

— Я и есть убийца!

— Нет. Ты защитник. Защитник семьи.

— Не семьи. Тебя. Только тебя.

Обнял меня отчаянно, прижал к себе так сильно, что стало трудно дышать.

— Арина, если ты меня обманываешь…

— Не обманываю.

— Если все это время врала…

— Не врала.

— Тогда почему я тебе не верю?

— Потому что боишься поверить. Боишься, что если поверишь, а я тебя подведу — это тебя убьет.

Он отстранился, посмотрел мне в глаза.

— И что мне делать?

— Довериться мне. Последний раз.

— А если ошибусь?

— Тогда ошибемся вместе.

Долгая пауза. Он смотрел на меня, и в его взгляде боролись сомнения с надеждой.

— Хорошо, — наконец сказал он. — Последний раз поверю тебе.

— Спасибо.

— Но если окажешься предательницей…

— Не окажусь.

— Если окажешься — убью. Собственными руками.

— Не окажусь, — повторила я. — Обещаю.

К вечеру Камран объявил свое решение:

— Сдаюсь федералам.

Двадцать лет строгого режима в обмен на жизнь семьи.

Прощание было коротким. Федералы не давали времени на сентименты.

— Жди меня, — сказал он у машины.

— Буду ждать.

— Что бы ни случилось?

— Что бы ни случилось.

Последний поцелуй через наручники.

Машина тронулась. Я стояла и смотрела, как она спускается по горной дороге, унося с собой всю мою жизнь. В окне мелькнуло его лицо — бледное, измученное, но все еще сомневающееся.

А потом машина скрылась за поворотом.

И тогда меня сломало.

Крик вырвался из груди — дикий, животный, полный такой боли, что горы, казалось, задрожали от эха. Я упала на колени прямо на каменную дорогу, царапая руки об острые камни, но физическая боль была ничем по сравнению с тем адом, что творился внутри.