Но права на ошибку у меня не было.

Особенно, когда она вылезет…

Одно неверное слово, движение, жест, или даже взгляд – и мертвая получит право утащить меня с собой.

Задув над могилой черную свечу, я произнес последний стих, завершая ритуал.

В этот момент холмик заходил ходуном, и из-под земли вылезла костлявая рука. А потом старуха показалась вся – выползла на поверхность, пригибаясь к земле и слепо таращась по сторонам глазницами черепа.

Платье, в котором ее похоронили, давно истлело, как и она сама. Хотя, между прочим, от волос что-то осталось – тонкая белая паутина.

– Кто это меня вызывает? – проклацала Патриция Бубл раскрошившейся от времени челюстью. – Что ж, ради такого красавчика, можно и прогуляться чуток. Так зачем тебе понадобилось потревожить мой покой?

– Мне нужно задать тебе пару вопросов.

– Вопросов! А чем расплачиваться будешь? Ты же знаешь, что мертвых беспокоить нельзя?

Я выхватил кинжал, задрал рукав и полоснул лезвием по правой руке, щедро поливая могилу Бубл своей кровью.

Таково было главное правило – если ты вызываешь мертвеца, то его нужно накормить.

Я всегда считал этот ритуал омерзительным – мог ли я подумать, что когда-нибудь к нему прибегну?

– Что ж, вижу – ты парень с понятием, – прошамкал скелет старухи. – Задавай свои вопросы.

ГЛАВА 100

– Что ты помнишь о своей соседке – Ребекке Видаль?

– Соседке?

– Своей бывшей соседке – Ребекке Видаль, – терпеливо повторил я.

– А-а-а, Бекка… – голос скелета стал добродушным, если вообще можно было применить это слово к полуистлевшему трупу. – Мужики ее любили. Она была не такая уж писанная красавица, но их тянуло к ней, как пчел на мед. Что-то в ней было. Притягательное.

Я очень хорошо понимал, о чем говорила Патриция, потому что в Максимилиане это тоже было.

– У Ребекки был муж.

– Но это не мешало им всем на нее заглядываться, – перебил меня скелет. – Но особенно в нее втрескался кой-кто… Все проходу ей не давал, на участок к ней шастал, когда Жозе в свою фруктовую лавку уходил. Я-то у окошка сидела, да все видела…

Да-да, именно поэтому я и ненадолго воскресил тебя из мертвых.

– Ребекка Видаль что, изменяла своему мужу?

Скелет на некоторое время замолчал, как будто раздумывая, стоит ли мне доверить этот секрет.

– Не изменяла она, – если бы у старухи были губы, она их поджала. – Хорошая была, верная. А вот этот совсем ее измучил приставаниями своими. Дошло до того, что тетрадочку ей свою показал, а там в красках так все описано было, как он ее любит, да жить без нее не может, каждый день любуется на ее черты, да надеется ее в свою постель затащить. Бекка мне жаловалась, не знала, как отвадить. А он узнал, что ведьмой она была. Следил же за ней. Заявил, мол, не будешь со мной – всем расскажу. Ей бы тут его и потравить слегка, или в забвение ввести. Она ж это умела. Да все рядила-гадала, как бы понезаметней сделать. Чтоб у жены его подозрений не возникло, что на мужа порчу навели… Да не успела, бедная… Не знаю я, что с ней произошло, да только знаю, что не от сердечной болезни Ребекка скончалась. И он в смерти ее повинен, он! Видать, засвербело у него, что она ему не поддалась…

Я ловил каждое слово Патриции Бубл и понимал, что все встает на свои места, как пазл.

Значит, это он, воздыхатель Ребекки, вызвал демона и натравил его на ведьму, которая посмела ему отказать!

А перед этим сжег свой дневник с любовными излияниями.

Не сдать инквизиции – так убить?

Оставалось узнать только одно.

– Этот тайный поклонник – кто он?

– Как кто? Да сосед Ребекки – Бернс Пенс, Джудиты Пенс муженек непутевый. Крепко его на Ребекке переклинило, ум за разум зашел. Неужели не понимал, что такая, как Бекка, и не посмотрела бы в сторону него, увальня неповоротливого. Наплевать ему было, что замужем она была, мужа любила. Бернси прямо как с цепи сорвался! Крепко втрескался, ну и погубил. А сам живехонек остался!

А сам живехонек остался…

Покончив с ритуалом и убедившись, что Патриция Бубл заняла положенное место, я ринулся с кладбища прочь.

Если Бернс и правда был влюблен в мать Макси и вызвал демона, чтобы погубить ее, то он представляет не меньшую опасность для самой Макси.

Он и демон, которого он натравил на двух ведьм – мать и дочь.

С Бернсом Пенсом следовало побеседовать.

Немедленно.

Но делать это нужно в одиночку, не привлекая своих людей.

Никто не должен заподозрить, что Ребекка, а, следовательно, и Макси – ведьмы.

Макси

– Горячие томатные хот-доги и томатный сок! Обалденные томатные хот-доги и томатный сок! Попробуйте хот-доги во славу святого Тома и запейте их соком! – бодро выкрикивала я, размахивая бумажными флажками с изображением святого Тома, который с аппетитом уплетал хот-дог, запивая его томатным соком соответственно. – Дамы и господа, не проходите мимо главного лакомства на фестивале!

И еще штук сто подобных кричалок, которые я выдумывала прямо на ходу.

На моей походной торговой тележке тоже был нарисован Том с хот-догом – все ради бренда.

Обрадовавшись, что я согласилась принять участие в празднике, мэр разрешил установить тележку прямо на главной площади Твинбрука.

Идеальное место, прекрасная проходимость!

Ведь именно к площади стекались толпы местных жителей и туристов, чтобы поглазеть на представленные здесь чудеса.

Площадь алела от томатлей, представленных тут повсюду! В виде флажков и фонариков, гирлянд и игрушек, которые продавали торговцы из небольших будочек. И будочки тоже были сделаны в виде половинок томатов, одинаковые – все, как на подбор.

Там можно было купить всякую всячину – сувениры и ремесленные изделия с изображением томатлей и святого Тома. Кружки, тарелки, плетеные корзины, деревянные ложки, даже мыло ручной работы с запахом томатля. Правда, не знаю, кто захотел бы им пользоваться – люди подходили к продавцу, нюхали мыло, но не покупали.

Часть гостей фестиваля устремлялась к огромной ростовой кукле, изображающей святого Тома, который держал в руках большой ярко-алый светящийся томат в форме сердца. С перерывом примерно в десять минут из этого большого томаты сыпалась