— Ну, ради справедливости, голодные отлично умеют играть на страхах глупых маленьких детей всех возрастов, искажая их картину мира до неузнаваемости. До драконов в этом смысле намного сложнее добраться, правда, они весьма стабильны ментально, но овчинка стоит выделки… В любом случае, я не переживаю из-за испытания. Не по этому поводу, по крайней мере. Я прихожу только за теми, кто переступает все мыслимые границы. И делаю это не ради собственного удовольствия… Кстати, если тебе так уж обязательно знать: Радужный будет счастлив со своей парой.

Она кивнула, принимая ответ. Над горами прошёлся гул: виверн рухнул вниз.

— Ну вот, сделано! И да, всё же нассу на могилу.

Леди Шийни покачала головой.

— Хорошо. Но всё же будь осторожен.

— Буду.

— И… Мы оба понимаем, что это не может продолжаться вечно. Либо драконы заметят неладное, либо ты оступишься и будешь наказан. А в игре, где ты примеряешь на себя плащ справедливости, ошибиться проще простого.

— Я не…

— Бонни.

Я послушно заткнулся.

— Это не может продолжаться вечно, — повторила она мягко. — Законы, защищающие духов, должны быть приняты, равновесие достигнуто. Или так, или открытое противостояние; я не вижу, какие ещё тут могут быть варианты.

— Я знаю. Мы двигались к тому, что имеем сейчас, медленно, но верно. Только вот теперь процесс может обернуться вспять, и, если ничего не сделать, всё может откатиться назад, принять менее кровавую, но более уродливую форму. Такую, какую потом будет тяжелее исправить: с открытой несправедливостью бороться проще, чем с той, которую пару поколений считали непреложным законом бытия. Так что да, я понимаю, о чём ты говоришь. Но я не уверен…

— Бонни. Я помогу.

Я удивлённо повернулся к ней.

— Прости…

— Я способна видеть переплетения нитей. Ты наделён божественным видением. Для магов нашего типа, мы молоды. Но, соединив наши способности, мы можем добиться по-настоящему полной картины. Ты сможешь соприкоснуться с нитями судьбы и божественной волей; ты увидишь, как можно добиться нужного исхода.

Я выдохнул.

Она раньше помогала, да. Но — частично, в рамках минимального вмешательства. Это, с другой стороны… Это не уровень вмешательства локального божества, но — очень около того.

Это очень, очень серьёзное дело.

— Ты понимаешь, какой будет откат?

Она пожала плечами, глядя на меня с безмятежной улыбкой.

— Примерно понимаю. Когда мы дойдём до узла на нитях, который сами же завязали, каждому из нас предстоит трибунал бездны. Я не знаю, каким он будет и чего нам от него ожидать, не знаю, кого из тех, кто тесно с нами связан, может задеть по касательной. Но это наша чаша, чтобы пить. По крайней мере, результат стоит того.

— Шийни, почему ты…

— Я думала над этим давно, — ответила она спокойно. — Сегодняшнее зрелище в подвале просто стало для меня своего рода точкой. Знаком, если хочешь.

— Шийни, я не думаю, что на основании некоторых зрелищ стоит…

— Не считай меня сентиментальной или излишне впечатлительной, будь добр. Я повидала на своём веку такое количество мук и мертвецов, что меня давно стало сложно пронять подобными вещами. Но ты знаешь, что всем, начиная от свободы заканчивая жизнью, я обязана своей наставнице. Я была… неблагодарной, своенравной, глупой и импульсивной ученицей.

— Сложно представить, — на свете сложно представить существо более последовательное и разумное, чем Паучья Королева.

— Люди меняются, Бонни. Так или иначе, я была неблагодарной ученицей, но потом убедилась: глупости, которые моя наставница говорила, не были глупостями. Никогда… Ну или почти никогда, ладно. И однажды она сказала мне: “Кругам свойственно замыкаться, а историям — повторяться”. Многое в моей жизни началось с очень похожего подвала. Я верю в подобные знаки, когда вижу их, Бонни.

— Ты не должна делать этого для меня…

— Я и не делаю этого для тебя. Я делаю это, чтобы потенциально улучшить жизни множества существ, и удержать равновесие этого мира заодно — потому что, если всё пойдёт, как идёт, катастрофа будет неизбежна. Ну и для того, чтобы отдать долги. Но это риск и для тебя, потому ты сам должен решить…

— Я люблю тебя.

Я не знаю, почему я это сказал. Мы с ней делили многое, в том числе постель, и я давно планировал это обсудить, хотел выбрать правильную обстановку, но…

— Я знаю.

…

Да.

Разумеется, ничего другого она не могла ответить. Я был в курсе, и вроде как смирился… Но больно всё равно.

Глупый, глупый кот.

— Я хотел… Я подумал, что мы могли бы стать теми, кто идёт одной тропой, — сказал я быстро, пока не передумал. — Когда всё закончится и если мы выживем. Мы… многое разделяем.

В молчании, которое повисло, уже был ответ. Но я хотел спросить, потому что…

— Прости, Бонни, — сказала она мягко. — Я знаю. И я люблю тебя, но не так, как требует этот конкретный случай.

Это не было секретом, но…

— Но мы принадлежим одному типу магии, разделяем путь и взгляды. Так ли важна какая-то там любовь? Кого она вообще волнует? Мы могли бы понять друг друга, быть друг у друга. Разве это мало?

Леди Шийни отвернулась.

— Это не мало, — ответила она мягко, — и многие люди заканчивают вместе и по меньшим причинам. За тот век, что отведён им, они рано или поздно приходят к выводу, что верность, забота и понимание порой важнее любви. Они рано или поздно поворачиваются к тем, с кем можно разделить на двоих жизнь и смерть, победы и поражения. К тихому теплу. Тем, с кем можно вместе построить дом, растить в нём детей, с кем можно стареть. Иногда им везёт, иногда нет; это такая же лотерея, как и жизнь в целом… Знаешь, Бонни, в моей культуре это принято называть красной нитью судьбы.

— Погоди. Но красная нить — это же…

— Совсем другое, да. Для нас с тобой, мастеров нитей, это научно-магическое понятие. Знак судьбы и рока. Ловушка и неизбежность. Мы знаем о красных нитях, потому что видели их. Также мы знаем, что на конце красной нити далеко не всегда ищущего ждёт любовь… Тот виверн, что недавно упал вниз на наших глазах,