успела погордиться собой, пока в медном ковшике варился импровизированный компот из всех имеющихся фруктов разом. А потом помчалась со своей стряпней обратно так торопливо, что споткнулась о цепь, тянущуюся мимо кастрюли к дивану.
Чего, спрашивается, паниковала? Да кто ж его знает… Жалко было редиску, скорее всего.
Хаос, чувствуя мою панику и спешку, будто ожил: тени зашевелились плотнее, из дальнего угла донесся тихий скрежет, как будто кто-то точит когти по камню. Йорик, всю дорогу привычно бегавший за мной хвостиком, зарычал и показал, что у него есть зубы. Пусть маленькие, но зверски острые!
— Не сейчас! — рявкнула я в сторону скрежета, ставя ковшик на стол. — Закройте пасть, все! Мне некогда!
Тени по углам озадаченно смолкли. Я кожей чувствовала их осторожное недоумение. Кто, мол, тут еще раскомандовался? И почему мы послушались?!
Мой грозный рык привел к еще одному неоднозначному результату. Плотный кокон на диване, из которого даже кончика рогов не торчало, шевельнулся. Приоткрылся. И на меня уставился вполне осмысленный, но очень настороженный глаз. Сердитый такой.
Прежде чем я успела открыть рот, чтобы предложить кокону горячего компота, он вдруг подал голос. Низкий, хриплый от холода и неиспользования, но не терпящий возражений.
— Вы кто такая?! И что здесь делаете?!
Глава 8
Голос, властный и хриплый, прозвучал резко, как удар хлыста. Йорик замер, готовый броситься в атаку или спрятаться за меня. Хаос в углах, казалось, притих, прислушиваясь. А я стояла с горячим ковшиком в руках, чувствуя, как меня переполняют усталость и раздражение.
Пришлось глубоко вдохнуть, чтобы не рявкнуть в ответ что-то убийственно саркастическое.
Но потом глянула на этого властного рогоносца… Сидит, кутается в мое одеяло, влажные волосы на лоб лезут, лицо бледное, щетина топорщится… И огромные зеленые глаза, в которых злость смешалась с какой-то беспомощной растерянностью. Как у пойманного волчонка, который рычит, но сам напуган до смерти. И вспомнила жалкую, скрюченную «редиску» в тазу. Всего ведь несколько часов прошло.
Мда, нельзя многого требовать от бедолаги. Он явно не в себе. И не факт, что вообще в своем уме.
Выдохнув, постаралась, чтобы голос звучал спокойно, но без заискивания.
— Меня зовут Маргарита, можно просто Марго, — я поставила ковшик с компотом на столик рядом с керосиновой лампой, — специалист по наведению порядка в хаосе. В этом хаосе, — и махнула рукой вокруг, охватывая весь жуткий холл. — Меня нанял хозяин поместья Торнвуд, господин Лукас Локвуд. Чтобы расхламить это великолепие, — кивнула в сторону окна, за которым маячил темный силуэт не менее жуткого сада. — Что я здесь делаю? Таскаю голых неблагодарных рогачей из холодных кастрюль, вытираю собственной одеждой и пытаюсь напоить горячим компотом, пока они не околели от холода и неудобной позы. Стандартный рабочий день.
Рогатый редис нахмурился еще сильнее. Злость в его глазах не угасла, но к ней добавилось непонимание.
— Лукас… — пробормотал он, как будто пробуя имя на вкус. Потом резко вскинул голову. — Неважно! Это мой дом! И я требую, чтобы вы немедленно его покинули! И унесли… этого!
Он ткнул пальцем в Йорика, который ответил недовольным ворчанием, а спустя пару секунд оскалился на незваного гостя, демонстрируя готовность защищать почти родное лежбище от наглых вторженцев.
Странный рогатый парень отпрянул поглубже, инстинктивно вцепившись в края одеяла. Мда, он что, собак боится? Сначала сам на Йорика окрысился, теперь испугался двух килограмм мохнатой воинственности. Бедолага.
— Вы… вы не смеете! — Незнакомец попытался сохранить властный тон, но вышло скорее растерянно. — Я… я здесь хозяин! Вы должны…
Он нахмурился еще сильнее, его брови сомкнулись в одну грозную черту над переносицей. Рога, казалось, напряглись.
— Убирайся, сейчас же.
Я насмешливо фыркнула:
— Убираться мы будем завтра, вместе с помощниками. А пока имей в виду: врединам, которые орут на свою спасительницу, одеяла не полагаются. Это мое одеяло. Мой диван. Лично мной откопанный из-под тонны этого… — я снова махнула рукой, — архитектурного наследия. Чтобы спать. Здесь. Сегодня. Так что, если уж на то пошло, это ты на моем диване. И под моим одеялом.
Парень смотрел на меня, явно не понимая. Слова пролетали мимо его промерзшего и, как я начала подозревать, не очень целостного сознания. Так что бедолага сидел и комкал край одеяла в своей большой, все еще дрожащей руке. Торчащая из под одеяла цепь и ошейник на шее его, похоже, совсем не беспокоили.
— Я… — начал он, но замолчал. На лбу выступила глубокая складка концентрации. Он будто пытался что-то вытащить из густого тумана. — Я… главный. Здесь. Должен быть главный. Ты должна… уважать.
— Должна? — перебила я. — Я должна была поужинать и лечь спать. Вместо этого я вылавливаю из кастрюли неизвестного голого субъекта с признаками переохлаждения и амнезии. Главный нашелся… без штанов, зато на поводке и с рогами. Видала я таких главных.
Зеленющие глаза расширились. Редис недомоченный уставился на меня, потом медленно поднял руку… и нащупал свои рога. Сначала осторожно, кончиками пальцев, как будто проверяя, свои ли. Потом крепче сжал один из них, словно пытаясь понять, откручивается ли. Лицо его исказилось гримасой полнейшего непонимания и ужаса.
Я не удержалась.
— Ага, — кивнула с ехидцей. — Вот такие пироги. Думал, корона к земле тянет?
Мужчина резко опустил руку, будто обжегся. Потом снова провел рукой по голове, по мокрым волосам, нащупывая основание рогов, и недоуменно уставился на свои пальцы. Не знаю уж, что он там хотел на них увидеть, но ожидаемого не обнаружилось.
Его взгляд снова устремился на меня, но теперь в нем было не раздражение, а паника. Настоящая, глубокая паника человека, который не понимает, кто он и что у него на голове.
— Я… — Он начал и замолчал. Сжал кулаки. Снова попытался: — Я не… Не помню. Ничего. Даже имя.
Голос сорвался на хрип. Он отвернулся, уткнувшись лицом в складки одеяла. Плечи снова задрожали. Но теперь это была дрожь от беспомощности.
Вся моя злость, ехидство и сарказм разом улетучились. Передо мной сидел не враг, не хозяин творящегося повсюду хаоса, не монстр. Сидел потерянный, напуганный до