Я, пропади оно все пропадом! Я сама потянулась к нему, ладонь скользнула по прохладной коже, размазывая капли воды, кончики пальцев ощутили шершавость шрама. И, будто мстя ему за свою слабость, я прихватила зубами его нижнюю губу. Он зарычал — не от боли, от удовольствия, свободная рука легла на мою талию, окончательно лишив меня возможности двигаться — впрочем, я и так не смогла бы: колени едва держали.

Зазвенел по полу медный кувшин, выпав из разжавшихся пальцев, но я отметила это лишь потому, что теперь обе мои руки были свободны. Свободны чувствовать, как перекатываются мышцы под кожей, шершавый край полотенца, охватывающий его бедра. Вдыхать запах мыла и свежести. Его рука скользнула с моего затылка вдоль шеи, погладила ключицу — и я задрожала.

Невинные барышни так не целуются, чтоб их! И он наверняка это знает. Но как сопротивляться этому пламени, будто обжигающему каждую клеточку?

Словно отвечая на мою мысль, он шепнул мне в губы:

— И мы оба знаем, чего хотим, верно?

Дыхание щекотало кожу, глаза были слишком близко, затягивая в черноту зрачка, будто в омут.

— Я… не… — выдохнула я, сама не понимая, что хочу сказать.

Он улыбнулся и отступил. Я застыла, тяжело дыша: сердце колотилось где-то в горле.

Полотенце распустилось, скользнув вниз, и это оказалось последней каплей.

Едва не обдирая поясницу об подоконник, я вывернулась и рванула к двери. Захлопнула ее за собой, прижавшись спиной к створке. Колени дрожали.

— Глаша, что с тобой? — ахнула Варенька, отвлекшись от бумаг, покрывавших стол. — Тебе плохо?

4

— Голова кружится, — выдохнула я. Лучший способ соврать — сказать полуправду. — Чуть не упала.

— Ой, да, после такого денька! — Она подскочила ко мне, обняв за плечи, повлекла к креслу. — Посиди. Я принесу нюхательные…

— Не надо.

Так и подмывало распахнуть дверь, да так, чтобы шарахнуть Стрельцова по лбу. Наверняка ведь подслушивает и хихикает, зараза!

Или нет?

— Не надо солей. Я сейчас отдышусь.

— Да, пожалуй. Ты не бледная, щеки вон как горят. — Она потрогала ладошкой мой лоб. — Глаша, да у тебя жар! Ты простыла!

Мне захотелось провалиться сквозь землю.

— Нет. Это просто… Сейчас. Приду в себя.

И не буду думать о том, какая муха укусила Стрельцова. Ладно бы граната ему по голове засветила, от чугунной чушки по черепу у кого угодно мозги набекрень поедут.

И какая муха укусила меня! Я же не девчонка, теряющая голову от одного поцелуя!

— Марье Алексеевне нужна горячая вода, — опомнилась я.

— Я думала, вы с ней вместе вымоетесь в твоей уборной, как я, — удивилась Варенька. — А ты почему до сих пор в таком виде?

— Помогала Марье Алексеевне. — Хоть в чем-то можно не сочинять. — Ей нехорошо. После того падения ей досталось сильнее, чем казалось. Нужно принести ей воды и помочь освежиться, пока не приехал доктор.

Графиня всплеснула руками и — о счастье! — переключилась на новый объект заботы.

— Бедная! Конечно, в ее летах… Так… — В ее голосе появились очень знакомые интонации. Настолько знакомые, что я, кажется, слышу их регулярно, но чьи? — Глаша, тебе тоже нужно прийти в себя и отдохнуть. Пойдем. Я возьму воду и помогу Марье Алексеевне, а ты пока вымоешься и переоденешься.

Где она могла нахвататься этого учительского тона? У гувернантки? Но раньше не…

— Пойдем, — повторила она, подхватывая меня под локоть.

До меня наконец дошло. Меня. Меня она сейчас копировала — ту взрослую и разумную тетку, которой я была когда-то. Которой должна была быть и сейчас, но… Чертова биохимия!

— Где кувшин? — спросила Варенька.

— Он… — Я огляделась.

Он остался в комнате у Стрельцова. Сейчас она вломится к кузену, обнаружит его без штанов и все поймет…

Вот только мне совершенно не пристало чувствовать себя старшеклассницей, которую мама застала в постели с мальчиком.

Тем более что до постели не дошло.

И не дойдет. Не дойдет, я сказала!

Я закрыла глаза. Вдох. Пауза. Выдох. Почувствовать, как мои ноги опираются о пол. Руку Вареньки на своем локте. Подвязка чулка жмет под коленом: затянула чересчур туго.

— Глаша?

— Я его уронила. — Я сказала это чуть громче, чем следовало. Стрельцов не дурак — поймет.

А если он все же захочет меня подставить — я с этим ничего не смогу поделать. Хотя вряд ли. Он же так заботится о целомудрии кузины. Что подумает невинная барышня — я едва удержала нервный смешок, — обнаружив, что хозяйка дома вылетела от ее полуодетого кузена, раскрасневшись и едва переводя дух.

— Споткнулась на ровном месте и уронила, когда проходила через комнату Кирилла Аркадьевича.

— Так вот что это был за грохот! Я думала, Кир, как всегда, задумался и что-то уронил.

— Ну да. Мне так неловко… что я просто сбежала. Я порой бываю такой бестолковой!

Варенька покачала головой.

— Это от усталости. Тебе действительно нужно отдохнуть. Я пойду и заберу кувшин. А ты — марш в уборную. И не спорь!

— Кузина права, — сказал Стрельцов, появляясь в дверях. — Вам непременно нужно отдохнуть.

Как, как он умудрился за пару минут полностью одеться и выглядеть безукоризненно? Их там в армии тоже муштровали с горящей спичкой? Так спички еще не изобрели…

Что за бред в голову лезет?

Он смотрел на меня, будто проверяя, как я отреагирую на его появление.

— Какая досадная неловкость, — продолжал он. — Жаль, я не успел… удержать вас.

Почему мне мерещится двусмысленность в каждой его фразе? Этак и до паранойи недалеко.

— Вот кувшин. — Он протянул его Вареньке. — И я помогу тебе принести холодную воду.

— Кир, ты что! Это же неприлично! — возмутилась девушка. — Марья Алексеевна — почтенная дама, а ты — молодой мужчина. — Она подхватила меня под руку и потащила прочь. Я не стала