— Даю слово, — так же серьезно ответила Варенька.

— Спасибо. — Он встал и перевел взгляд на меня. — Я рассчитываю и на вашу скромность, Глафира Андреевна. Вокруг вас и без того достаточно приключений.

А кто мне их обеспечивает?

— Я бы с удовольствием отдала половину любому заскучавшему, — проворчала я.

Стрельцов едва заметно приподнял бровь, будто спрашивая: «Вы уверены»? Я смутилась, сама не понимая чего. Сказала:

— Давайте вернемся к делам.

— Марья Алексеевна! — вскинулась Варенька. — Она совсем одна там, бедняжка! Пойду помогу ей. А ты, Глаша, немедленно… — Она покраснела, похоже, решив, что говорить о мытье при мужчине не стоит. — Словом, отдыхай.

— Она копирует вас, — негромко сказал Стрельцов, глядя вслед кузине. — И я не уверен, что мне это нравится.

Снова-здорово!

— Дайте ей пример получше. Побезупречней, — фыркнула я.

— Хотел бы. Но безупречен лишь Господь, а нам, его творениям, остается только тянуться к совершенству.

— Нет уж, спасибо. Идеал хорош лишь для того, чтобы водрузить его на пьедестал и поклоняться. А я предпочитаю жить.

— Это я заметил, — усмехнулся он.

— Отдаю должное вашей проницательности, — не удержалась я, прежде чем захлопнуть дверь перед его носом.

Даже под душем было бы сложно вымыть мелко порезанную траву из той гривы, что мне досталась, а уж в тазике — тем более. Так что я решила сперва вычесать волосы, тщательно, прядь за прядью. Медленные привычные движения успокаивали, и когда я наконец управилась с расчесыванием, и с мытьем, и с сушкой, мысли, кажется, встали на место.

После пережитой опасности вдвойне хочется жить — я только что прочувствовала это на собственной шкуре. И потому поведение Стрельцова не таит в себе никаких непонятных подтекстов. Молодой, здоровый, несмотря на шрамы, мужчина, под боком — девица с испорченной репутацией. С которой можно себе позволить куда больше, чем с невинной — так ее и разэтак — барышней.

Мне казалось, что он выше этого. Но чего я хотела, в конце концов? Героев рыцарских романов не существует.

Вот Марья-то Алексеевна повеселилась, слушая, что происходит за дверью. Она, кажется, всерьез собралась нас свести.

Но если он так целуется, каков же тогда…

Я затрясла головой, и наполовину заплетенная коса рассыпалась. Все. Хватит. Хорошо, что у меня так много дел.

Я вышла из уборной. Через распахнутое окно гостиной — бумаги со стола Варенька уже убрала — было слышно, как Герасим с мужиками сгружают с телеги доски. Надо отправить к нему мальчишек: хотели мужской работы — получат. И…

— Барышня, прощенья просим, господин исправник просил передать, что можно звать всех к столу — окликнула меня Стеша.

Ох, Марья Алексеевна не выдержит очередного спуска-подъема по лестнице. Стыдно, но я обрадовалась этому. Отличный способ увильнуть от общения с исправником. А к утру мы оба опомнимся.

Должны опомниться.

— Сейчас спущусь.

Во дворе замычала корова. Вот и еще одно дело, о котором я чуть не забыла.

— Стеша, ты умеешь доить? — спросила я.

— Конечно, — удивилась она.

— Тогда займись этим, пожалуйста. Только не забудь вымыть подойник и вымя. И руки.

— Это непременно, а то дворовый рассердится, — кивнула Стеша. — И, барышня, ежели позволите…

— Да?

— Вы бы, прежде чем я доить пойду, изволили бы сами в хлев сходить да попросили дворовушку: «Хозяюшка-батюшка, хозяюшка-матушка, прими эту скотинушку, люби эту скотинушку».

— Так и сделаю прямо сейчас.

Даже если бы я не начала прививать девочкам азы гигиены, пользуясь местными суевериями, все равно сходила бы. Коровам от этого ни вреда, ни пользы, а работникам спокойнее.

— Жаль, черной кошки у вас нет. Хорошо бы дать ей крынку полизать, чтобы вершков больше было.

И хорошо, что нет, но вслух я, пожалуй, об этом не скажу.

Спускаться пришлось бегом, чтобы не затягивать с ужином, но когда я вернулась, по лестнице в гостиную поднимались Иван Михайлович и отец Василий.

Интересно, хватит ли медвежьих лап на всех? Или мне срочно придется придумывать причину, по которой я не желаю вкушать мясо?

Извинившись перед гостями, я метнулась в кухню. Стрельцов подскочил при моем появлении, а я совершенно некстати подумала, что хоть мундир ему и идет, но без него…

— Хватит! — выпалила я.

— Прошу прощения?

Я опомнилась.

— Ох, это я не вам. В смысле…

— Что-то случилось?

— Да… Нет… — Я вздохнула. — Простите. Голова кругом идет. Приехали священник и доктор.

— Хорошо. — Он заметно расслабился.

— Чего тут хорошего? — возмутилась я. — В смысле, хорошо, что они приехали, согласна, но хватит ли лап на всех?

— Вы появились так неожиданно и выглядите такой взволнованной, что я испугался, — пояснил Стрельцов, придвигаясь ко мне.

Ну уж нет, пятиться я не стану! Я на своей кухне, в конце концов!

— Вы? Испугались? — хмыкнула я.

— Да. Испугался, что опять произошло что-то серьезное. А оказывается, вы просто переживаете за ужин. — Он улыбнулся. — Ну вы-то не откажетесь от своего кусочка?

— Придется, если гости…

— Не стоит лишать себя… — Он понизил голос. — … такого удовольствия. Хотя, должен отметить, у некоторых ваших гостей отменный аппетит. Куда больше, чем на одну лапу.

Почему мне начинает казаться, будто сейчас мы не о медвежатине?

— Придется удовольствоваться тем, что подадут на стол, — пожала плечами я.

— А как же долг хорошей хозяйки? Медвежатина — ценный трофей, но в вашем доме водится куда более опасная… и изысканная дичь.

— Не понимаю, о чем вы, — сухо произнесла я.

— В самом деле? — Он навис надо мной. — А мне казалось, что в этом доме началась увлекательная охота. Вот только,— его голос стал едва слышен, — уже трудно разобрать, кто охотник, а кто добыча. Кто первый поймет, что попался?

Я распрямила плечи, глядя ему в лицо:

— Вам мало медвежьей шкуры, Кирилл Аркадьевич? Хотите прибавить к списку своих трофеев еще один?

— Медвежья шкура — ваш трофей, раз уж он добыт на вашей земле, — так же негромко ответил он. — Можете бросить ее к камину или повесить на стену, мне все равно. Трофеи — для тех, кто любит мертвые вещи. Я предпочитаю сокровища… более эфемерные. Которые берегут. К которым возвращаются снова