Её волосы всё ещё были липкими от тухлого яйца, а лицо было наполовину загорелым, наполовину белым, и только пятнистые синяки соединяли эти две половины. Она посмотрела в сторону Чизл-стрит, наполовину с тоской, наполовину со страхом, в поисках синего платья и светлых волос. Нианны и её корзинки с яйцами нигде не было видно. И всё же Эйми знала, что та вернётся позже, а что, если Райнон и другие мальчики будут с ней?

Она поднялась на ноги, но ей пришлось опереться на стену, потому что у неё потемнело в глазах от головокружения. Казалось, что её мозг всё ещё сотрясается от удара Хейтона. Она положила руку на зелёную дверь своего дома.

— Я вернусь, — пообещала она двери и самой себе.

Затем она натянула капюшон и выскользнула в город. Сначала она не понимала, куда идёт, просто хотела спрятаться. Но когда ноги привели её в центр города, она поняла, кого хочет увидеть. На Мархорн-стрит было оживлённо: люди делали покупки и торговались у ряда деревянных прилавков с полосатыми навесами, которые тянулись вдоль дороги. Она прошла мимо прилавка, где продавали жареную камбалу, завёрнутую в хрустящие картофельные оладьи, и у неё заурчало в животе. Она пробиралась сквозь толпу, опустив голову и натянув капюшон, пока не добралась до Кворелл-сквер.

Прямо в центре площади стояли Кьелли и её отец Мархорн. Их каменные лица смотрели на город, который они основали и в котором теперь жили потомки людей, которых они спасли. Эйми хотелось сесть на каменный постамент и прижаться спиной к ногам Кьелли, но она не осмеливалась. Рядом со статуей стояли и разговаривали два члена Совета Неравенства и их помощники. У одного советника на левом запястье была вытатуирована одна полоска, а у пожилой женщины — три. Это означало, что она избиралась в городской совет на три срока — в общей сложности на пятнадцать лет. У Эйми сжалось сердце при мысли о том, что её может увидеть кто-то, кто был важной персоной почти столько же, сколько она прожила на свете. Она сжалась в тени, отбрасываемой гостиницей «Честный адвокат» на углу Кворелл-скер.

Оттуда она могла видеть только половину лица Кьелли, но это не имело значения. Даже с закрытыми глазами она смогла бы увидеть совершенное лицо Кьелли. По её мнению, она была из плоти и крови, а не из камня, её лицо выражало одновременно силу и понимание, и она улыбнулась, когда посмотрела сверху вниз на Эйми.

— Почему ты ушла? — прошептала Эйми статуе. Никто не видел Кьелли в городе более ста лет, — Если ты бессмертна, ты не можешь быть мертва, так что, пожалуйста, не могла бы ты вернуться и сразиться с хулиганами вместо меня?

Мимо Эйми, смеясь, прошли двое мужчин, и она ещё глубже вжалась в тень, прижимаясь спиной к холодному кирпичу гостиницы. Мужчины свернули на аллею Кривых Когтей, всё ещё перешучиваясь, их веселье эхом отражалось от тесных стен. Это были голоса двух людей, которым было комфортно, свободно, они были счастливы ходить по улицам своего собственного города. Она оглянулась на членов совета, стоящих на солнце, без капюшонов, не прячущихся. Эйми знала, что ни смеющиеся мужчины, ни важные члены совета не примут её.

— Я должна уйти, не так ли? — Эйми прошептала Кьелли.

Она знала, что лгала себе, когда сказала своей двери, что вернётся. Новый жилец ни за что не позволил бы уродине прятаться у себя на чердаке. Но куда она могла пойти? Сможет ли она полностью покинуть Киерелл? Будут ли люди в каком-либо из северных городов-государств смотреть на неё по-другому? Если она отправится далеко через тундру в Таумерг или Наллейн, сможет ли она найти там новую жизнь? Но как она пройдёт через тундру одна?

Вопросы кружились в её голове, уносимые ветром отчаяния. Она никогда раньше не покидала город, мало кто покидал. На самом деле, она едва ли отваживалась выходить за пределы нескольких знакомых ей улиц. И все слышали истории о путешественниках, которые так и не вернулись. Племена кентавров-гельветов не любили, когда кто-либо проходил по их землям, и бродяги охотились на людей, если чуяли их запах. Торговцы и их караваны путешествовали в северные города-государства только в сопровождении Небесных Всадниц, под их защитой. Она была сама по себе.

Другая мысль внезапно поразила её. Если она уедет, то, возможно, никогда больше не увидит Нианну.

— Да, вот здесь, смотри.

Мужской голос испугал Эйми. Он доносился от дверей гостиницы «Честный адвокат», где стояли двое мужчин, один из которых указывал на неё.

— С ней что-то не так, — сказал мужчина, указывающий пальцем.

Другой мужчина протиснулся мимо него и сделал несколько шагов к Эйми, затем ахнул, когда увидел её лицо.

— Клянусь тысячами искр Мархорна, — выругался он, — Убирайся отсюда, девочка. Тебе не следует бродить по городу с этой заразой. Он швырнул в неё мокрой барной тряпкой, как будто слишком боялся подойти достаточно близко, чтобы оттолкнуть её.

— Я не заражена чумой. Я просто хочу немного постоять здесь. Я никого не трону, обещаю, — взмолилась Эйми.

— Я подаю еду в своей гостинице, — сказал мужчина, всё ещё стряхивая тряпку и зажимая рот рукой, как будто его вот-вот вырвет., - Искры, ты была здесь, когда доставили хлеб?

Указывающий мужчина тоже вышел на площадь, и Эйми увидела, как в его руке блеснул длинный кинжал. Крошечная часть её хотела остаться на месте, но воспоминание о том, как Хейтон небрежно вышвырнул её из дома, едва чувствуя её пинки, говорило ей, что у неё не будет шансов против мужчины с кинжалом. Поэтому она сделала то, что у неё всегда получалось лучше всего, — она убежала.

Глава 5. Исчезновение

Её преследовали крики, но, к счастью, не шаги. Она пробежала по узкому переулку за библиотекой и вышла на одну из маленьких улочек Бартера. Она остановилась и встала на краю улицы, не зная, куда идти. Если она повернёт налево через пару улиц, то вернётся в Палас. Если ещё раз налево и два раза направо, то доберётся до пекарни Лукана, где работала её тётя. Она часто приносила домой булочки с корицей. Однажды, когда Эйми было