Эйми взглянула на неё сквозь ресницы, испачканные тухлым яйцом. На Нианне было синее платье, которое подходило к её красивым глазам, а длинные светлые волосы были собраны в аккуратный пучок. Даже с выражением отвращения на лице она была так прекрасна, что у Эйми защемило в груди.

— Я думала, у тебя хватит порядочности умереть вместе со своей семьёй, — сказала Нианна, подойдя достаточно близко, чтобы Эйми почувствовала запах её цветочного мыла, но на таком расстоянии, что Эйми не могла до неё дотронуться.

— Я бы хотела, — тихо сказала Эйми, — но моя искра слишком сильна.

— Сильна? — недоверчиво переспросила Нианна. — Твоя искра настолько слаба, что местами вытекает из твоего тела и лишает тебя цвета.

Эйми никогда не думала, что такое может случиться. Может быть, Нианна была права. Может быть, её искра уходила сквозь кожу, и когда она исчезнет, Эйми станет бесцветной и мёртвой.

— Почему ты всё ещё здесь? — спросила Нианна, снова толкая её плечом.

— Я здесь живу, — прошептала Эйми.

Нианна покачала головой.

— Я думаю, ты убила свою семью. Я думаю, что то, что изуродовало тебя, сделало их больными. Ты и своих родителей убила?

Её слова ранили Эйми, царапая её сердце, как драконьи когти.

— Я никого не убивала, пожалуйста, не говори так, Нианна. Мои родители утонули, а тётя и дядя умерли от обычной болезни. Несколько человек во Дворце переболели ею. Я слышала, что близнецы Линнарда тоже умерли на прошлой неделе.

— А, так ты ещё и двух маленьких мальчиков убила.

У Эйми заболело горло, и она почувствовала, как наворачиваются слёзы. Почему она не может заставить Нианну понять?

— Тебе здесь не место, — сказала ей Нианна, — и каждый раз, когда ты будешь выходить из этой пустой мастерской, я буду напоминать тебе об этом.

Она наклонилась, и Эйми заметила, что на булыжниках рядом с подолом её прекрасного синего платья стоит корзина. В ней было полно яиц. Эйми развернулась и побежала. Она почувствовала удар в спину, и её снова окутало облако вонючей серы.

— Оставлю-ка я эти тухлые яйца на завтра, уродина! — донёсся до неё крик Нианны.

Из-за слёз улица расплылась перед глазами, и она споткнулась, упав на мостовую. Приземлившись, она почувствовала боль в коленях, а Нианна позади неё рассмеялась. Она также поранила ладони, и они горели. Она поднялась на ноги, чувствуя боль в коленях, и вытерла ладони о брюки, чтобы стряхнуть грязь и кровь. Затем она заковыляла домой. В конце улицы она увидела свою зелёную дверь. Почти дома.

Затем кто-то другой подошёл к ней, вставил ключ в замок и открыл дверь.

— Эй! — позвала в шоке Эйми.

Она побежала, не обращая внимания на пульсирующую боль в коленях, и ворвалась в дверь вслед за мужчиной. Он обернулся в арке, ведущей в мастерскую её дяди, и на его лице отразилось удивление. Затем она узнала его стильную причёску и угрюмое лицо. Это был Хейтон, сын главы гильдии плотников.

— О, я слышал, что вся семья погибла, — сказал он и пожал плечами, как будто дальнейшее существование Эйми не имело значения. Он оглядел мастерскую. Она проследила за его взглядом и увидела брошенные дядей инструменты и почти готовый шкаф, который предназначался для дочери Фулкендена. В углах комнаты скопилась стружка. После смерти дяди она не утруждала себя уборкой. Она сморгнула подступившие слёзы.

— Тебе нужно уйти, — объявил Хейтон, поворачиваясь к ней.

— Но это мой дом, — запротестовала Эйми.

— Нет, это мастерская без арендатора, — сказал Хейтон. — И твой дядя никогда не платил взносы в гильдию, так что ты не имеешь права на его мастерскую. Я могу сдать её в аренду кому-нибудь другому из гильдии, кто будет зарабатывать больше денег и платить больше арендной платы, чем старый Джирон Вуд. Даю тебе время до следующего колокола, чтобы забрать всё, что хочешь, а потом уходи.

— Мне некуда идти.

— Это не моя проблема.

Эйми хотелось закричать и наброситься на него, выгнать из своего дома, единственного места, где она всё ещё чувствовала связь со своими тётей и дядей. Она сделала решительный шаг вперёд. Мужчина тут же отпрянул.

— Не подходи ко мне. Искры Мархорна, девочка, от тебя воняет. Что бы ни убило твою семью и не сделало тебя такой, я этого не хочу.

— Дело не в моей коже, — возразила она. — И это Нианна виновата в том, что я плохо пахну.

— Мне всё равно, просто забери свои вещи и уходи.

Эйми не сдвинулась с места, и Хейтон откинул край плаща, положив руку на длинный кинжал на поясе. Решив не поддаваться страху, она стояла неподвижно. Она никогда в жизни не отстаивала свою позицию, но тётя сказала ей, что пришло время быть сильной.

— Это мой дом, и я останусь здесь, — сказала она ему, уперев руки в бока.

Хейтон вздохнул, как будто она была разбитым окном, с которым ему пришлось иметь дело. Затем он надел кожаные перчатки и подошёл к ней. Он схватил её за предплечье и потащил к двери. Она закричала и попыталась ударить его ногой. Она ударила его в грудь, но под рубашкой у него была кожаная куртка, и он, казалось, едва замечал её удары. Одной рукой он распахнул дверь, а другой вышвырнул её на улицу. Она вскочила на ноги и бросилась на него. Её неудачный удар пришёлся вскользь по его рёбрам. Его удар попал в цель, и в её голове взорвалась боль.

на открыла глаза и обнаружила, что смотрит на булыжники, прижавшись щекой к холодному камню, а во рту у неё стоит привкус рвоты. Она снова приподнялась, убирая с лица длинные пряди волос. Хейтон всё ещё стоял в дверях её дома. Медленно и целенаправленно он вытащил кинжал и прижал его к боку. Его поза была непринуждённой, но она видела в ней угрозу.

— Это мой дом! — крикнула она ему, брызгая кровью и слюной.

— Неверно, ты, пегое недоразумение. Это моя собственность, которую я сдаю в аренду. А теперь убирайся.

— Я хочу забрать свои вещи.

— Нет.

— Но вы сказали…

— Это было до того, как ты набросилась на меня, как драконий детёныш, и я передумал.

По её щекам текли слёзы. То, что осталось от её жизни, находилось на чердаке над мастерской. Там были все воспоминания о её семье.

— Уродина, — выплюнул ей в лицо Хейтон, затем развернулся и хлопнул дверью.

Эйми закричала и бросилась к нему, колотя кулаками по зелёной краске, которая всегда означала безопасность. Дверь оставалась крепко