— Боюсь я, Анитка…

— Слухов о вампире том?

— О нем самом…Как сказали мне, так сердце в пятки и ушло. Ну, какой нормальный вампир в городок этот сунется?

Я кивнула, не зря Феноила боялась. Доча её, Рори, настоящей вампиршей оказалась. Ничего в ней от крови человеческой не было. А вампирам-то это на руку. У них детишек мало рождается. В жены он Феноилку не возьмет, а дочку её себе заберет. А та ж в Рори души не чает, всю себя ей отдает. Городишко ближайший глиняными изделиями славится, да на этом плюсы его и заканчиваются. Запыленный, захламленный, с узенькими улочками, по которым две кареты еле протиснутся. Все дома красивые, под богатеев сделанные, в центре находятся, на окраине же одни развалины стоят, недобротно построенные. Делать в этом городке нечего. И представитель расы иной туда по воле своей навряд ли сунется. А тут судьба подарок прямо в лоб сунула.

Феноила посмотрела на страньку: тот, опершись о тяпку, слушал наш разговор.

— А ты шо уши греешь?

Лоинел очаровательно улыбнулся и помахал мне ручкой. Так мило, что аж луковицей ему зарядить захотелось.

— Упрячешь Рори мою, ежели принесут его черти сюда? Не любит она с Вешкой и с Гестой сидеть, а к тебе бежит, будто ей тут медом намазано.

— Я-то прикрою. Да ты-то как оправдываться собралась? Вампиры — не люди, им лапшу на уши трудно навешать.

Лоинел в сторонке задорно хихикнул.

— Скажу, шо обманули его про беременность мою. А я сбежала, потому шо разлюбила.

— Врун из тебя, как из Гоги известный певец.

— Да постараюсь я. Ради Рори моей.

— Усилия твои не стоят просроченного творожка. В Лилинку вон умотала бы на время. Туда ни один адекватный вампир не сунется.

— Потому что далеко?

— Потому что жители там староверы на голову ушибленные. Они ежели вампира завидят, будут с кольями вместо корзинки ходить. На детей их злоба почему-то не распространяется.

— А, может, и верно…

Отрезав корешки очередной крупной луковицы, я подскочила на ведерке, когда муженек, подкравшись ко мне сзади, опустил свою ладонь на мой лоб.

— Ты, Лоинел, меня так не пугай. Я все вперед мыслей делаю, а в руках у меня нож. Не рисковал бы ты. Ножик в печень — в этом мире никто не вечен.

Муженек в очередной раз рассмеялся. От дурачок. Ему палец покажи — хохотать будет.

— Температуры больше нет, я очень рад.

— Странно, шо ты заболела вообще. На свадьбе, как кобыла, скакала, а тут слегла, — Феноила довольно оглядела весь лук, который мы обрезали.

— И то верно. Вишь зараза какая внезапная.

— То на мужиков иммунитет работает, — подружка моя встала с земли, отряхивая платье, — я как от вампира понесла, мне тоже плохо сделалось.

— Спасибо, шо помогла мне.

— Спасибо на хлеб не намажешь и в стакан не нальешь. Жду свой обещанный мешок.

Лоинел дернул меня за рукав.

— Нам бы тоже домой пора. Не надо тебе тут долго сидеть. Только выздоровела.

— А на огороде кто работать будет? Ты? Шо б у меня огорода не было?

— Ну…

— Что ну? Разложи лук на земле, пусть еще подсохнет до завтра. И пошли…

* * *

— Очень вкусно! — откусив мякоть свежего хлеба, Лоинел без привычного для меня хлюпанья аккуратно отправил ложку супа в рот. В золотистом бульоне покачивались листья собранной сегодня утром петрушки, а со стороны печки шел ароматный запах пирожков, приготовить которые я решила совершенно спонтанно. Горящая на столе свеча бросала желтоватый отблеск на кружку парного молока, рядом с которой в маленькой плетеной корзинке лежало привезенное Вешкой печенье.

— Ешь-ешь, не разговаривай.

Я в очередной раз посмотрела на забинтованную ногу муженька, которую тот выставил в сторону. Не моя это вина, а совесть все-равно изнутри раздирала. Я ведь его надоумила к кузнецу в помощники идти работать. У него и получалось все ладно, даже Вешкин муж Лоинела похвалил, сказал, что парень с оружием хорош, затачивает лезвия, как надо. Все хорошо было, пока странька себе на ногу кувалду не уронил, еще и об наковальню не ударился. Палец большой себе сломал и ходить пока нормально не может, прихрамывает из-за того, что всю ступню на пол не опускает. Шид, как бы ни хотел, Лоинела в кузницу не взял. Оружия у нас мало. Работа тяжелая: то подковать, то лопаты с тяпками починить, то железо принесенное в вещицу полезную переплавить. А муженек мой даже с кувалдой не справился, не его это — тяжести таскать. Мы цветы нюхать любим.

Жалко мне его. Неделю живем вместе, мил он мне стал. Как брат младший, за которым глаз да глаз нужен. Сяду я вечером на краешек кровати вязать, а он ко мне под бок притулится и сопит, засыпает. Иду на огород, а он за мной бежит, что ни найдет, все показывает с глазами горящими. Подумалось мне вчера, что Лоинел мой, как кот: помощи от него никакой, но уж дюже потискать иногда хочется.

— Спасибо, разбалуешь ты меня готовкой своей! — поднявшись из-за стола, странька взял кружку молока и пирожок.

— Во дворик пойдешь?

— Угу, — откусив сладкое угощение, Лоинел похромал на крыльцо. С улицы тут же раздалось кряканье уток и гогот гусей.

— Не корми их пирожком, ешь сам! — крикнула уже вдогонку, услышав все то же «угу». Все-равно ведь накрошит, а птицы знают и к нему уже издали несутся.

Сидевший на спинке стула сокол, которого странька Разом кликал, вылетел за хозяином через открытое окно. Спросила я у муженька, зачем тот птице имя такое странное дал. Оно ж как число звучит. Раз. Ну, давай тогда Двойку и Тройку заведем. Ответа я вразумительного не получила. Тот опять лыбу свою давить начал да плечиками пожимать. Ничего мне, гад, о себе не рассказывает. Хотя, то и