Волосы чуть длиннее, чуть шире плечи…

С ней был её муж.

Не видя и не слыша ни меня, ни целого мира, герцогиня полусидела на каменной балюстраде, опасно откинувшись назад. Её платье было в беспорядке, почти сорвано с одного плеча, а и без того нехитрая причёска растрепалась, роскошные темные волосы рассы́пались по плечам, лишь частично прикрывая полуобнажённую грудь.

Герцог Бруно подтянул её колено к своему бедру, неприлично высоко и откровенно, и двигался в ней отчаянно быстро и так сильно, что ей приходилось хвататься за его плечи, чтобы не упасть.

Они походили на влюблённых, которые всю ночь гуляли по саду, а после просто не дотерпели до спальни. Воспользовались уединением тёмной галереи, потому что не в силах были оторваться друг от друга.

Четыре года и трое детей спустя…

Забыв, как дышать, я смотрела на них. На то, как бережно и вместе с тем крепко он держал её под спину. На то, как она гладила его затылок, неровно и нежно.

Если так выглядит брак…

Без грязи, без склок, без страха поднять глаза друг на друга.

Наверное, я могла бы подойти и ближе, они бы всё равно не заметили, всецело увлечённые друг другом.

Вместо этого я постаралась прошмыгнуть по лестнице, пригнувшись, чтобы стоя́щий лицом ко двору Бруно не заметил моей тени.

Это время было только для них.

А мне следовало уйти в сад поглубже, чтобы прохладный рассветный воздух остудил пылающие щёки и кипящий разум.

Столько страсти в них было. Столько нежности.

Любопытно, смотрелись ли мы с Монтейном со стороны так же?

Заметив утопающую в зелени, увитую плющом беседку, я поднырнула под уютно шелестящие на ветру ветки ивы и направилась к ней. Место показалось мне достаточно уединённым, чтобы отдышаться и погулять.

Тем более, мне все равно предстояло подождать, пока Керны не уйдут из галереи. Столкнуться с ними на обратном пути было бы ещё хуже, чем несколькими минутами ранее.

В траве что-то зашуршало, и опустив взгляд, я увидела ежа. Крупный и на удивление ушастый, он деловито шёл куда-то, и, проводив его взглядом и улыбкой, я стала смотреть под ноги внимательнее.

Когда порог беседки оказался прямо передо мной, я всё-таки не выдержала, воровато оглянулась на замок, удостоверяясь в том, что отсюда не видно галерею, а из галереи не видно меня.

— Бруно и Мира? — тихий и насмешливый голос герцога Удо раздался прямо за моей спиной.

Почти подпрыгнув от неожиданности, я развернулась и неуклюже ввалилась в беседку.

Младший Керн сидел на полу, привалившись спиной к каменной стене и расслабленно положив руки на поднятые колени. Он практически скрылся в тени густой листвы, и я наверняка даже не заметила бы его сразу, если бы он не заговорил.

Сердце застучало так, что отдалось в затылке.

Герцог видел, откуда и как быстро я шла, а значит…

— Не смущайся, — совершенно верно истолковав моё молчание, он небрежно дёрнул плечом. — Они как чёртовы кошки, на каждом углу. Даже я до сих пор не могу привыкнуть. Это можно только переждать.

Я с трудом подавила смех, обошлась коротким и до неприличия взволнованным смешком и сделала шаг к нему.

— Можно подумать, у вас всё по-другому.

— Но мы хотя бы помним о присутствии гостей. Иногда.

Он улыбнулся мне донельзя любезно, и мне второй раз за минуту пришлось сдерживаться от того, чтобы улыбнуться в ответ.

После всего, что я узнала о нём, этот человек, — почти что враг, — казался мне парадоксальным образом… не чужим.

Мне полагалось убраться от него как можно дальше, даже рискуя столкнуться со старшим герцогом и его герцогиней, или забиться в противоположный угол и не сметь поднять глаза.

«Польщён, но не заинтересован», — в этом не было ни насмешки, ни унизительной снисходительности. Лишь терпкая ирония и стремление довести ситуацию до абсурда, сделать её нестрашной и не воняющей отвратительной низостью.

Тронутая одним только этим, я подошла и села рядом с ним, точно так же подтянув колени к лицу.

— Я заметила, как герцогиня Ханна заботится о гостях.

Если кто-то и мог сказать мне горькую правду о её настроении и разочаровании во мне, то только он.

Однако Керн только пожал плечами снова и задумчиво посмотрел куда-то вверх, мимо сла́бо колышущейся листвы.

— Она лучше, чем мне хотелось бы, помнит, что такое не иметь ничего, кроме единственного потрёпанного платья. А Вильгельму с тобой повезло, — он повернулся так резко, что я не успела отвести взгляд, и теперь мы смотрели друг на друга непозволительно близко. — Мне пришлось фактически за шиворот её тащить. Временами останавливаться, орать на неё, трахать, пока не забудет, что именно собиралась мне возразить, и снова тащить. Ты существенно облегчаешь нам всем задачу, не пытаясь справиться с этим самостоятельно.

Герцог говорил пренебрежительно, но о серьёзных вещах, а меня снова тянуло улыбнуться.

Оказалось, что они упоминали друг друга в разговоре с совершенно одинаковой интонацией. Такое умели и могли себе позволить только хорошо знающие друг друга и понимающие даже не с полуслова, а с полувзгляда люди.

Он, конечно же, преувеличивал. Как минимум, потому что тащить Чокнутую Ханну за шиворот наверняка было бы затруднительно.

Однако Удо Керн зачем-то пытался развлечь и отвлечь меня.

Неуверенная, имею ли на это право, я тоже посмотрела в пространство перед собой, а потом сказала совсем тихо, но очень отчётливо:

— Барон дал мне слово, что поможет вам, даже если у герцога Бруно не получится со мной.

Взгляд Удо обжёг мне висок.

Он молчал, не то решая, как реагировать на услышанное, не то, стараясь не взорваться.

— Очень благородно с его стороны.

Намеренно или нет, но интонация у него вышла абсолютно нечитаемой, и, незаметно стиснув подол пальцами, я решилась продолжить:

— Он никогда не причинил бы ей вреда. Он не такой человек. И у него нет намерения воевать с вами.

— А вот теперь мы, — герцог выделил это обращение, откровенно передразнивая меня. — Просто счастливы. Что за странная женская манера подслушивать под открытой дверью?

От неловкости и ощущения собственной глупости у меня почти закружилась голова, но ответ сорвался, прежде чем я успела опомниться:

— Можно подумать, вы стали бы откровенничать при мне.

Теперь оставалось только сделать над собой усилие, чтобы проглотить вставший в горле ком, а потом посмотреть младшему Керну в глаза снова:

— Он ведь не знает, что делать, так?

Удо ответил не