— В этот вечер Хида с нами так и не поговорила. «Ледира ослабела после того, как чудовищные боги выпили энергию из Хиды и ее детей, — сказала нам Одекра, когда мы, наконец-то, стали понимать речь тимавеш, — и просыпается теперь редко. И неизвестно теперь, когда Хида наберет силы, чтобы говорить устами Ледиры в следующий раз. Но она почуяла ваше появление и послала мне видение, чтобы я отправила воинов вам навстречу. Вы теперь наши соплеменники, и потому, пока не можете поговорить с ней, живите как мы, Тес для вас открыт. А вечерами мы все будем петь песни и молитвы, чтобы больше дать Ледире и Хиде сил, и ждать, пока она проснется».

— Они пели еще пять дней, — сказал Киноли, снова рассеянно принявшийся наигрывать на бантре, — и только на шестой к вечеру позвали нас в дерево-храм, к старой Ледире. И там богиня говорила с нами ее голосом. Она приняла твой подарок, мешочек с семенами фруктовых деревьев, и сказала, что ты, как и ее сын Вета-Океан, знаешь, чем угодить матери. Сказала, что он таскал ей растения с других миров, и был так быстр, что успевал за мгновение слетать туда и обратно, пока они не закрывались.

— А затем, — подхватил Юнеди, — она сказала, что ты знал, что ей захочется посмотреть нашими глазами на бой. И попросила дать ей возможность это сделать. И сказала, что ей понравилось и она ответит на твои вопросы. Она бы ответила и так, потому что ты член ее племени, но отвечать тому, кто сразил ее злейшего врага, ей особо приятно.

И Юнеди, остановившись на секунду, смочил горло водой. Еда, фрукты, мясо стояли на столе нетронутыми — все были увлечены разговором.

— И она ответила, Мастер. Но сказала, что мы можем не запоминать ответы. Что она пошлет с нами Медейру, которая является одной их тех, чьими глазами она смотрит, чьими устами говорит, чьими руками действует, и та передаст тебе ее ответ так, как если бы Хида сама говорила с тобой.

— Что же передала тебе Хида? — спросил Четери у Медейры.

И та закрыла глаза и приложила кончики пальцев ко лбу, туда, где, как помнил Четери, был нарисован красный полумесяц рогами вверх и точка над ним. Многое бы он отдал, чтобы увидеть, есть он или нет на ее лбу сейчас, и одета ли она в такую же красную рубаху с бахромой и широкими рукавами и пестрые штаны.

А когда Медейра открыла глаза, то заговорила не своим голосом, а глубоким и звучным голосом Хиды-Роженицы.

— Знала я, что не забудете вы обо мне, — говорила она, — и если будете живы, то выполните свои обещания. Жаль, что ты не можешь прийти теперь на Лортах, Четери. Увидела я глазами твоих учеников, как сразил ты Нерву-паука, и поняла, что достоин ты награды и моей благодарности. Но не могу я дать тебе ни своей силы — не будет она работать в другом мире, ни части доспеха моих детей — все они убьют тебя, так мощны. Нет у меня достойного подарка, но я пошлю тебе подарок красивый и полезный. Отдаст Медейра тебе семена дерева капоши. Каждый раз, когда идет дождь, на нем набухают цветы и звонят как маленькие гонги, а после дождя закрываются, собирая в себе нектар, что через семь дней становится напитком, который укрепляет детей и стариков, а сильным дает покой и терпение. Нектар этот хранится в темноте, как мед, долгие годы, а если выставить его на солнце, то через пять декад превращается в сладкое вино, веселящее разум. Капоши быстро растут, и в давние времена целые провинции жили засчет торговли вином из капоши.

— Да, этот подарок для меня, — сказал Четери с улыбкой, протягивая руку. И Медейра сняла с пояса что-то и положила ему в ладонь- мешочек, в котором угадывалось несколько десятков крупных бугристых семян.

— Я еще жива, — продолжила Медейра, вновь поднеся пальцы ко лбу, — и дети мои живы. Но зло не ушло из нашего мира. Вы не зря опасаетесь — одна из теней наших врагов выжила и смогла спрятаться в холме, в коконе силы, оставшемся от долгого нахождения там богов-врагов. Потому и не могу я освободиться — если бы она была мертва, то все путы бы ослабли и могла бы я порвать их, даже ослабленная тем, что перед выходом высосали вражеские боги меня почти досуха. А сейчас не могу — завязаны путы на кокон силы в холме, и он подпитывает тень, а тень стабилизирует его, и путы крепки. Тень сейчас спит. Если верно я понимаю божественную природу моих врагов, а я много тысяч лет изучала ее, то пройдет какой-то десяток лет, и поделится она на четыре личинки и затем будут расти они долгое время, пока опять не станут богами с той же памятью, с которой они уходили на Туру.

— Этого нельзя допустить, — морозно окутали сидящих слова Ворона. — Нужно убить эту тень.

— Убить тень ту под силу только мне, — словно услышала его Хида. — Ибо находится она не в материальном слое, а в энергетическом, и кокон тот подвешен на мою силу и старую силу богов и их жертв, и продолжает она ее тянуть — и никак мне не перекрыть ее. Никто из людей убить ее не сможет. Даже если снести холм, она останется зреть в энергетическом слое.

— А если кто из наших богов выйдет на Лортах и уничтожит ее? — вопросил Четери.

— Никто не рискнет после того, что стало со мной, — качнул головой Ворон. — Да и не пропустит единственный портал бога, схлопнется. Тура снова останется без первоэлемента.

— Плохо, — проговорил Четери. В голове он уже искал пути решения. И уж думал — может все же пойти на Лортах, потренироваться там жить без стихийного зрения, слепым, на слухе и ощущениях, и попробовать взять еще одно оружие кого-то из богов, и попробовать поразить эту тень?

Медейра спокойно ждала, держа пальцы на лбу.

— Одно дает надежду, — продолжила она голосом богини, — ждать возрождения вражеских богов не меньше сотни лет, если только им не помогут созреть быстрее. Но