— Принцесса, — пробормотал парень и открыл глаза, удивленно глядя вокруг, видимо, ему снился очень занятный сон.

— Пока еще нет, — усмехнулась Злата, — но скоро ты с ней познакомишься.

— Тьфу ты, Златка, сначала усыпляешь, потом будишь на самом интересном месте, — проворчал Цветан, — зачем сон навела? — он сердито смотрел на нее.

— Затем, что Велимир приказал, не бузи, — одернул парня Снежан, который уже растолкал девушек, — выходите, привал, — он выбрался из повозки.

Злата выпрыгнула следом. Один из дружинников, стоящих у возка тут же взял ее за руку.

— Ты чего? — она удивленно смотрела на него, — думаешь, сбегу?

— Думать — это не моя забота, — ответил он ей, — думает у нас старейшина, я только приказы выполняю, а мне приказали тебя одну никуда не отпускать.

— И по нужде со мной пойдешь? — улыбнулась Злата. Дружинник кивнул.

— Ну и ну, совсем батюшка из ума выжил, — покачала она головой, — ну пойдем, мне, страсть как, в кустики надо.

Он довел ее до ближайших кустов и выпустил ее руку:

— Иди, только быстро.

— А как же глаз с меня не спускать? — Злата решила облегчить ему задачу, разговаривая с ним, чтобы парень не дергался.

— Ох и язва же ты, Златка, — дружинник стоял к кустам спиной, — ну что я не понимаю, что ли? И потом куда ты тут денешься? Степь кругом. На версту видно. Ну сбежишь, далеко ли? Батюшка твой — лучший следопыт, враз найдет и назад притащит, не тебе с ним в этом тягаться.

— Тут ты прав, Вольф, — Злата вышла из кустов и взяла его за руку. От ее прикосновения парень вздрогнул от неожиданности.

— Идем, охранничек, есть хочу, — рассмеялась девушка. Она прекрасно видела подавленное состояние, одолевавшее всех вокруг, и старалась хоть как-то развеять его, хотя у нее самой на душе кошки скреблись, а страх перед неизвестностью сжимал сердце.

— Ну пойдем, обещанная, — произнес парень, и теперь Злата вздрогнула от его незнакомого голоса.

— Ты чего шарахаешься? — Вольф смотрел на нее.

— Померещилось что-то, — прошептала Злата.

Он отвел ее к месту привала, где на расстеленной на земле скатерти уже стояла приготовленная трапеза. Остальные ребята сидели тут же, а за спиной каждого стоял дружинник.

— Ну чего вы как на тризне? — покачала головой Злата, — свадьбы у нас скоро, радоваться надо.

— Да что-то не радостно, Златочка, — тихо сказала Гордея, испуганно поглядывая на отца, — не любо мне за чужака идти.

— Так ведь не чужаки они нам, родственный клан, просто живут далеко, вот и не общаемся, — Злата взяла запечённое птичье крылышко, — м-м-м вкуснятина, давно меня батюшка так не подчевал, у мачехи-то что: щи да каша, ну пироги иногда, а тут дичь, свежая, да вы попробуйте!

— Да что ты балаган развела, Златка? — сердито сказала Любава, — тебе, что, совсем наплевать, что у нас на душе?

— Ой-ой-ой на душе у нее грусть-тоска-печаль по родимой сторонушке, — протянула Злата строчку из одной застольной песни, — да я на ваши кислые рожи смотреть не могу. Сидят и заживо себя хоронят, как будто завтра помирать. Хотите киснуть? Да Марон с вами, сидите, печальтесь, а мне помирать пока рано, — она подцепила вареный клубень и, разломив его, протянула Цветану, — ты-то хоть есть будешь, или вместе с этими клушами печалиться станешь?

— Буду есть, — улыбнулся парень и взял предложенный кусок, — и правда, вкусно.

— А я о чем? — Злата с аппетитом уже уплетала птичью ножку. Глядя на нее, Гордея тоже заулыбалась и начала есть. Любава, поняв, что осталась в меньшинстве, а еда — не бесконечная, поспешила присоединиться к ним. Наевшись, они разбрелись по стоянке. Злата стояла около лошадей, ласково гладя их по шее. Велимир подошел к ней:

— Спасибо, что пытаешься подбодрить их, дочка.

— Не ради тебя, отец, — холодно сказала Злата. Сейчас они были далеко от дома, и теперь у нее не было причин притворяться, что все хорошо. На душе было муторно, она давно догадалась, что задумал отец в отношении Жданы, — я все знаю, и про тебя, и про Марфутку, и про Ждану. Недоброе задумал ты, дурное. Отольется тебе это горькими слезами.

— О чем ты? — Велимир хмуро смотрел на нее.

— Ты знаешь, о чем я, — в голубых глазах Златы сейчас была зимняя стужа, — Ждану не бросай. А Марфутку отпусти. Пусть домой возвращается. Не бери грех на душу, — Злата вздохнула и пошла к повозке, — больше я их усыплять не буду. Захочешь — сам сделаешь или Снежана попросишь. А на меня не рассчитывай. Нет у тебя дочери и не было никогда. Померещилось тебе, — она забралась в возок, уселась на сидение и отвернулась, пряча слезы.

Сомнения в правильности своего решения терзали ее, заставляя сказать эти жестокие слова. Не верилось ей, что при всей своей хитрости и изворотливости не нашел Велимир другого способа мир заключить. Уж больно легко согласился. И вече созвал, потому что знал, не пойдет она против воли народа. И мачехино видение кстати пришлось. Неужто сговорились они? Неужто обманули ее, чтобы не кобенилась? А вдруг он сам ее за этого Зоряна сосватал, чтобы с глаз долой, услать подальше?

— Нет, — что-то воспротивилось в ней этим мыслям, — не мог он так поступить! Не такой он!

Злата знала, что Велимир любит ее, как дочь, всегда любил. Не причем он здесь. Это судьба у нее такая. Не зря тот сон приснился. Не ей с Богами спорить, смириться придется. Слезы ползли по щекам. Расставаться всегда тяжело, и каким бы ни был Велимир, он растил и учил ее и всегда относился к ней как к дочери. Злата была благодарна ему за это, но сейчас ее одолели тоска и отчаяние, не давая рассуждать здраво.

Что она будет делать там, среди снегов, среди холодных ветров и метелей? Как ей, дитю света и тепла, прижиться в царстве мрака и стужи?

Злата смотрела в окно, любуясь игрой