Я все-таки засмеялась, подходя ближе. Впервые на моей памяти находящийся в заведомо проигрышном положении человек был столь самоуверен, но некоторого уважения это заслуживало.

Присев на корточки рядом с Тобиасом, я пропустила между пальцами его густые и неожиданно мягкие волосы, и тут же сжала их, с силой оттягивая голову назад так, что он наверняка поцарапал затылок о шершавую кору.

— Кто сказал, что я позволю тебе прикасаться к себе?

Я выдохнула это ему в лицо, и получила в ответ очередную жутковатую улыбку.

— Ты уже позволила.

В целом это тоже было правдой, и я покачала головой снова:

— Ну надо же, солдат. Будем считать, ты меня подловил. Хотя… — продолжая удерживать его голову, я провела ладонью по волосам еще раз. — Думаю, правильнее будет называть тебя князьком. Раз уж настоящее имя ты назвать отказываешься.

Он не пытался ни увернуться от моих прикосновений, ни показать, что они ему неприятны. Напротив, у меня складывалось впечатление, что ему все нравится — даже в скудном свете луны, пробившемся сквозь густую листву, было заметно, что глаза у него потемнели.

— А тебе важно, как меня на самом деле зовут?

— Здесь я задаю вопросы.

Напоминая, кто здесь главный, я убрала руку, и на этот раз пришел черед Тобиаса смеяться.

— Называй, как нравится. Главное делай это погромче.

Разговор определенно сворачивал не туда, но в мыслях и во всем теле все еще ощущалась восхитительная легкость — упоительные отголоски дорого доставшейся победы.

В конце концов, почему нет?

Ни одного достойного аргумента я не находила.

Хотел Тобиас того или нет, он вынужден был оставаться неподвижным, когда я оседлала его колени.

— Издашь хоть один лишний звук, пожалеешь.

— Не хочешь, чтобы твои подруги знали? — он даже не улыбнулся, почти оскалился с таким отвратительным пониманием, что мне захотелось его ударить. — Понимаю. Только ты и я, и никаких лишних свидетелей в этот раз.

— Заткнись, — слушать его мне не хотелось.

Кровь начинала разгоняться, а внизу живота ощущалась приятная теплая тяжесть. Тобиас идеально подходил мне, чтобы сбросить напряжение всех последних дней и даже недель. Заняться этим я собиралась, будучи в безопасности в княжестве Манн, но уж как получилось, так получилось. Лишние разговоры обещали удовольствие только испортить.

— Слушаюсь, мадам Ханна, — он откликнулся едва различимым заговорщицким шепотом, снова прислонился затылком к стволу, чтобы лучше меня видеть. — Хотя ты могла бы заткнуть меня поцелуем.

— Обойдешься, — я ответила почти невпопад, прислушиваясь к происходящему за ширмой.

Девочки продолжали ужинать, что-то негромко обсуждая. Мною они сейчас не интересовались, и я со спокойной совестью взялась за его пояс.

Глава 4

У Тобиаса оказался красивый член — не маленький, но и не слишком большой, крепкий, ровный. Водя по нему ладонью, я находила, что оставила этого человека в живых очень удачно. То, что мне было нужно сейчас.

Времени в моем распоряжении оказалось предостаточно, и я не торопилась, наслаждаясь ощущением чувствительной и нежной кожи под рукой, тем, как сбивалось дыхание Тобиаса.

Он по-прежнему сидел неподвижно, — как будто у него был выбор! — но смотрел на меня темно и внимательно.

Ему в самом деле всё нравилось. Едва ли я была первой женщиной в его жизни, в буквальном смысле взявшей инициативу в свои руки, но сейчас он был полностью сосредоточен на мне, и это, черт возьми, было тоже приятно.

Прервавшись просто чтобы не довести его слишком быстро, я распахнула ворот его рубашки, провела кончиками пальцев по шее и плечам, спустилась ниже.

То ли возможность делать всё что вздумается в своём темпе, не думая о нём, так меня захватывала. То ли ощущение полной безопасности, возможное только с обездвиженным и заведомо неспособным выйти из-под контроля мужчиной. Или же дело было в том, что у меня давно не было таких красавчиков, — не суть важно. Значение имело только то, что я сама начала дышать глубже и чаще, а в голове поплыл приятный мягкий туман.

Сбившийся подол начинал порядком мешать, и я сдвинула его так, чтобы Тобиас не мог ничего разглядеть в темноте, а мне было удобно стянуть белье, ненадолго, но прижаться к нему теснее, давая почувствовать, что мне происходящее нравится не меньше.

Он не задохнулся, ничего не сказал, но сжал губы плотнее, почти потянулся навстречу… Не за поцелуем же?

Я откинулась назад, отметая даже мысль о такой возможности, и приподнялась, чтобы опуститься на него сверху. Медленно, постепенно привыкая, издеваясь и над собой, и над ним.

Когда он оказался внутри полностью, прикусить губу пришлось уже мне самой, потому что это оказалось идеально. Опустив ресницы, я прислушивалась к себе и находила, что он как будто был создан для меня. Ровно так, как нужно.

Сердце отчего-то билось где-то в горле, и первое плавное движение далось мне поразительно нелегко. Слишком хотелось застыть еще ненадолго так, наслаждаясь моментом и первым ощущением заполненности, тепла и предвкушением удовольствия, которое должно было оправдать все и сразу.

Тобиас молчал. Не застонал, не сказал ни слова, даже не попытался испортить мне этот момент. Он просто продолжал смотреть очень близко, и под этим взглядом я открыла глаза тоже.

Поднимавшийся от живота жар смешивался с искрящимся азартом — мне хотелось увидеть в его лице растерянность. Может быть, толику беспомощности или непонимания.

Вместо этого он держал меня взглядом так, будто не он тут удовлетворял мою прихоть, а я делала только то, что он готов был позволить.

Опереться на его плечи было удобно, и именно это я и сделала, сминая ткань рубашки, но почти не касаясь кожи.

Не хотелось лишний раз его трогать, да и особенного желания сделать ему приятно у меня не было. Но раз уж он предложил…

Привыкнув к нему, я начала двигаться быстрее и ритмичнее, потому что это не было ни свиданием, ни игрой. Просто быстрый перепих в двух шагах от ненужных мне сейчас свидетельниц.

Руки Тобиаса были скованы, но шея нет. Это оказалось большой моей ошибкой, потому что в самый неожиданный момент он извернулся, мазнул губами по моему подбородку.

Я откинулась назад, уходя от прикосновения так резко, что он едва не зарычал.

Теперь в его глазах разгоралось пламя — злое, мстительное, не сулящее мне ничего хорошего, если однажды он освободится.