— А что бы ты сделал на моём месте?

— То же самое, — ответил Элвин со смешком. — Владыка Каел велел мне отвести тебя обратно в твою камеру. Сказал передать, что твоя казнь состоится утром.

— Отлично. Да, я знаю, король занят. Ему нужно кое-кого трахнуть, — пробормотала я, поднимаясь. По всей дороге обратно к карете и в течение всей поездки обратно в крепость Владыки Каела я молчала.

Утром я умру. Не было способа остановить Владыку Каела. Даже если бы этот мужчина был просто обычным смертным, он превосходил меня по весу и классу в несколько раз. Я не могла остановить его, если он захотел бы свернуть мне шею, не говоря уже о том, что ещё мог призвать сверхъестественный король Нижнемирья, чтобы покончить с моей жизнью.

Прямо сейчас у меня была мимолётная, тусклая надежда. У меня ещё не было плана. Я не знала, как собираюсь осуществить это. Но я должна была попытаться бежать. Я должна была попытаться сбежать. Либо это, либо принять смерть. А на это я никогда не была способна.

Я потерплю неудачу.

Но будь всё проклято, я должна попытаться.

Глава 25

Нина

Я не стала дожидаться, пока Агна начнёт выпытывать у меня подробности случившегося, и сама всё рассказала, едва переступив порог камеры. Слова так и рвались наружу — мне нужно было поделиться этим кошмаром хотя бы с кем-то, кто мог понять. Когда я сообщила, что отказалась разделить ложе с Владыкой Каелом, на её лице отразилось одно лишь разочарование — глубокое, искреннее, почти детское. Словно та маловажная деталь, что меня должны казнить с первыми лучами солнца, её совершенно не заботила. Словно завтрашний рассвет не принесёт с собой плаху и конец всему.

— Серьёзно? — выдохнула она, широко распахнув глаза, в которых плясали изумлённые огоньки. — У тебя действительно был шанс переспать с ним?

— Он же собирается меня убить! — Я почти выкрикнула эти слова, чувствуя, как внутри всё сжимается от ужаса предстоящей казни.

— Но ты этого не знала тогда! В тот момент! — возразила Агна с каким-то странным упрямством.

— Агна, ты совершенно не вникаешь в суть происходящего! — Я провела рукой по лицу, пытаясь совладать с нервами.

— А я бы не раздумывала ни секунды, — мечтательно протянула она, и в её голосе прозвучала какая-то печальная нотка. — Хоть один приятный момент был бы в памяти перед концом. Хоть что-то красивое, яркое, настоящее. Что-то, что согрело бы душу в последние мгновения.

Агна лежала на холодном каменном полу своей клетки, прямо у самых решёток, небрежно забросив щиколотку одной ноги на согнутое колено другой, заложив руки за голову. Её поза была расслабленной, почти беспечной. Словно мы находились не в мрачной тюрьме Нижнемирья, где воздух пропитан отчаянием и безысходностью, а на обычной беззаботной девичьей вечеринке, с ночными посиделками при свечах и душевными разговорами под одеялом. А не в ситуации, где мне уготована плаха с первым восходом солнца, едва забрезжит рассветная заря над этим проклятым местом.

— Ты вообще видела, что этот мужчина собой представляет? — Агна приподнялась на локте, и её зелёные глаза заблестели особенным огнём. — Провести с ним ночь? Позволь мне сказать откровенно, это просто...

Она игриво присвистнула, а затем поднесла сложенные щепотью пальцы к губам и смачно их расцеловала, изображая знаменитого французского шеф-повара, пробующего изысканное блюдо высокой кухни.

Я не смогла сдержать нервный, почти истерический смешок и остановилась посреди камеры, прекратив свою бесцельную, выматывающую ходьбу из угла в угол. С недоверием я посмотрела на эту странную, совершенно непредсказуемую девушку.

— Погоди-ка... — Мой голос дрогнул. — Так ты с ним уже была? Лично?

— Ну конечно, — беззаботно кивнула она, словно речь шла о чём-то самом обычном. — С ним переспала практически половина Острия Судьбы. Если не больше. Может, даже две трети.

— Это отвратительно! — Я поморщилась. — И мне от таких подробностей ни капельки не легче! Совсем!

— Здесь другие нравы, пташка, — лишь снисходительно улыбнулась она, словно объясняя ребёнку простые истины. — Никто в здравом уме не станет отказывать такому мужичище, этакому шкафу ростом под два метра. Да никто бы и бровью не повёл, решись ты на это. Здесь вообще не найдётся ни единой души, которая ещё не делила бы ложе с Каелом — будь то мужчина или женщина. Все прошли через это.

Я с отвращением помотала головой, чувствуя, как по коже бегут противные мурашки, а желудок неприятно сжимается.

— Нет. Просто нет. Даже не продолжай.

Агна с живым любопытством склонила голову набок, разглядывая меня, словно диковинную заморскую птицу.

— А в чём же дело? — спросила она мягко. — Может, тебя смутило, что вокруг были другие люди? Стесняешься публичности? Или ты... того... девственница?

— Как бы не так! — Я возмутилась даже самому намёку на подобное предположение. — Агна, меня казнят на рассвете! С первыми лучами солнца! Может, наконец вернёмся к этой небольшой проблеме? К тому, что я умру через несколько часов?

— Прости-прости, — звонко рассмеялась она, ничуть не смутившись моей вспышки, и её смех отразился от каменных стен эхом.

Я тяжело вздохнула, бессильно опустив голову, и уставилась на столовые приборы, зажатые в моей вспотевшей ладони — никудышные вилка да нож. Жалкие, тупые, почти бесполезные. Вот так и стояла я, готовая встретить целый мир, кишащий чудовищами и кошмарами, с этим смехотворным арсеналом в руках. Ситуация была настолько абсурдной и безнадёжной, что снова захотелось захохотать, но уже от чистого отчаяния, от понимания всей бессмысленности происходящего.

Даже если бы Каел внезапно передумал и даровал мне жизнь, великодушно помиловал в порыве неожиданной милости, меня всё равно ждала бы верная смерть. Самир был куда страшнее любой казни, любой пытки. Само воспоминание о его прикосновении к затылку, ледяная сталь маски на моей щеке, терпкий запах старой бумаги и выделанной кожи, пронзительная боль от его острых когтей, впившихся в беззащитную плоть — всё это нахлынуло разом, заставив меня содрогнуться всем телом. Страх скользнул по позвоночнику холодной змеёй.

— Ну что ты, пташка моя? — послышался встревоженный, участливый голос Агны.

— Мне нужно выбираться отсюда, — прошептала я, всё так же глядя на жалкое оружие в своих руках, сжимая его до боли. — Из этой тюрьмы, из