Мои ловушки, расставленные в лесу, уже принесли три диких роя, и теперь на пасеке стояло два десятка ульев. Я надеялась, что это только начало.

Но работа не ограничивалась одной пасекой. Целый воз березовых веников, собранный мальчишками, теперь сох на крышах хозяйственных построек, наполняя двор тонким запахом вяленых листьев. Нелидов вместе со мной и Крутогоровым выбрал делянку в лесу для сдачи в аренду. Как объяснил мне управляющий, лес нужно прореживать, убирая старые деревья, чтобы у молодой поросли был свет и простор.

Вечерами мы с Варенькой доделывали амулеты. Мы покрыли оловянные заготовки слоем воска, а потом сцарапывали его, создавая узор. Варенька, с ее художественным талантом, вырисовала на своем когте переплетенные дубовые листья. Я же, начисто лишенная подобных способностей, просто расчертила восковую маску перекрещенными линиями и получила строгий узор из ромбов и треугольников. После этого мы опустили когти в теплый раствор медного купороса. Там, где воск был снят, металл покрывался рыхлым слоем меди. Оставалось соскрести его, удалить воск и отполировать, давая узору проявиться.

— Ты подаришь свой Кириллу, когда он вернется? — спросила Варенька однажды вечером, любуясь своей работой.

Я покачала головой, не отрываясь от полировки.

— Ты все еще обижена на него?

— Нет, — честно ответила я. — Я благодарна ему за все, что он для меня сделал. Но предпочту выразить свою благодарность словами, чтобы не быть неверно понятой.

— Как можно быть неверно понятой? Ты нравишься Киру, это очевидно.

— Еще очевидней, что мы друг другу не пара. Да и вообще от всех этих романов одна головная боль.

— Глаша, ну что ты такое говоришь! — возмутилась она. — Любовь — это…

— Это прекрасное чувство, особенно когда на него есть время и силы. А у меня сейчас слишком много забот. — Я устало потерла лоб. — Варенька, милая, мне сейчас нужна ясная голова и твердая рука, а не вздохи при луне и сердечные муки.

Графиня смотрела на меня так, будто я заявила, что предпочитаю дерюгу и власяницу шелковым платьям. Но расспрашивать перестала.

— А я свой тоже пока дарить не буду, — вздохнула она. — Мне как-то… неловко. Будто я навязываюсь. Вдруг Сергей Семенович поймет это не как благодарность, а как аванс.

— Тогда не дари. Пусть полежит. Такие вещи нужно делать от души.

Я убрала законченный амулет в ящик письменного стола в кабинете и почти сразу забыла о нем.

Гораздо сложнее было забыть о другом.

Днем я была хозяйкой поместья, решающей десятки задач. Я чувствовала себя сильной, уверенной, на своем месте.

Но ночью я становилась беззащитной восемнадцатилетней девчонкой. Мне снился Стрельцов. То он стоял надо мной с каменным лицом и занудно читал очередную нотацию о приличиях. То я снова видела его в полумраке комнаты, с каплями воды на широких плечах и шрамах на груди. А иногда… иногда мне снились вещи, от которых я просыпалась в жару, с колотящимся сердцем, и долго не могла уснуть, проклиная и его, и себя, и эту чертову биохимию.

Я злилась на себя, на эту непрошеную, неуместную слабость. «Время лечит», — уговаривала я себя, зарываясь лицом в подушку. Нужно было только дождаться, когда оно подействует.

Я проснулась, как всегда, с петухами. Хозяйство в доме потихоньку налаживалось, необходимости срочно вскакивать и бежать командовать не было, так что я позволила себе немного понежиться под одеялом. Щебетали птицы, замычала корова, стукнула дверь.

— Позвольте сопровождать вас, Варвара Николаевна. — Голос Нелидова.

— Вам будет скучно, Сергей Семенович. — В голосе Вареньки прозвучали кокетливые нотки. — Рыбалка предполагает тишину.

— В вашем обществе не может быть скучно.

Я выглянула в окно, не особо скрываясь. Раз уж я теперь на положении не то дуэньи, не то старшей подруги, стоит приглядывать. Погрустив недельку, Варенька, казалось, выкинула из головы мысли о своей неземной любви — но как бы не вышло, что она просто сменила объект воздыханий. Нелидов хороший человек, однако вряд ли ее родители обрадуются, если вместо охотника за приданым графиня положит глаз на нищего управляющего.

Впрочем, рядом с парочкой улыбался в усы сотский, и значит, вдвоем они не останутся. А у нас опять будет уха и пирог с рыбой.

— Полкан, приглядишь за ними? — обернулась я к псу.

Тот лениво поднял голову с лап, вильнул хвостом и снова растянулся на полу.

Я рассмеялась.

— Лентяй.

Полкан открыл один глаз и опять закрыл его, всем видом показывая, что просто не желает совершать лишние телодвижения, а Вареньке с Нелидовым и сотским ничего не угрожает. Я с улыбкой покачала головой.

— Поверю тебе на слово.

С двора донесся стук топора. Пожалуй, и мне пора за работу. Пока утро, пчелы спокойнее.

Все семьи прижились, все активно работали — собирали нектар, отстраивали соты. Кое-где пришлось поставить новые рамки с вощиной — удивительно, как быстро пчелы адаптировались после пересадки, не иначе благословение помогает восстанавливаться не только дому, но всем живущим в нем. Марья Алексеевна вон вообще забыла про свои ребра и облачилась в корсет, хотя по всем законам физиологии не могла выздороветь так быстро.

Полкан, сопровождавший меня с пасеки, навострил уши и с радостным лаем понесся вперед. Через несколько метров развернулся, залаял на меня — еле плетешься, хозяйка! — и опять поскакал вперед. Пришлось прибавить шагу. До ушей долетел топот копыт, и я едва не пустилась бегом.

Остановила себя. Наверное, это опять какие-то гости. После помин тетушки соседи начали заглядывать и без повода. Эти визиты, с одной стороны, раздражали — у меня было чем заняться кроме сплетен. С другой стороны, они означали, что местное общество вняло безмолвному сигналу Северских и по крайней мере перестало считать меня неприкасаемой, поэтому такие визиты не следовало игнорировать.

Одна радость — гусар не показывался. Видимо, внял предупреждению исправника.

При мысли о нем внутри что-то привычно сжалось. Я ругнулась под нос. Дура. Давно пора было забыть.

Но как забудешь, если мелькнувшая за деревьями фигура всадника на сером коне заставила сердце сбиться с ритма?

Полкан лаял все громче, скакал вокруг меня, виляя хвостом так, будто собирался взлететь.

Я прибавила шагу. Побежала, ругая себя за глупость.

Чтобы оказаться у крыльца, как раз когда Стрельцов спешивался со своего Орлика.

Под его глазами залегли