– Это потому, что она любит тебя.

Я поднимаю взгляд.

– Лизель, – уточняет Фрици. Она быстро моргает. – Это потому, что она любит тебя. Ей неприятно признавать это, потому что все, кого она любила, были убиты. Но она любит тебя. И она хочет – нуждается в том, чтобы ты возвратился.

Фрици выливает мне на голову еще кружку воды, смывая пену и не давая возможности ответить. Я встаю и хватаю ее за руки, прежде чем она снова примется за мытье моей головы.

– Лизель знает, наша миссия… должна быть выполнена, – говорю я, глядя Фрици в глаза, хотя она и пытается избежать моего взгляда.

– Да.

– И Лизель знает, что ты сделаешь все, чтобы защитить меня, а я сделаю все, чтобы защитить тебя.

– Да. – Голос Фрици звучит очень тихо.

– И Лизель знает, что, если что-нибудь случится…

– Я не допущу, чтобы с тобой что-нибудь случилось! – почти кричит Фрици.

– …если бы что-то произошло, это была бы не твоя вина.

Слеза скатывается по щеке Фрици, такая тихая и маленькая, что я ее почти не замечаю.

– Я… – начинает она. Останавливается. Сглатывает. Пытается снова: – Я видела, как земля поглотила тебя. И я пыталась, Отто, я пыталась призвать магию, а…

– А я уже лишил тебя всех сил.

Она яростно качает головой:

– Ты сделал то, что должен был!

– Нам нужна практика. Нужен баланс, чтобы мы могли бороться вместе, а не забирать все один у другого.

– Если бы я только могла дать тебе немного волшебства, твоего собственного. – Фрици горько усмехается, сожалея об этом неисполнимом желании. Ее лицо вытягивается, губы плотно сжимаются. Затем она добавляет: – Я запаниковала. Я не думала, не пыталась, Отто, я просто… почувствовала.

Я жду, не уверенный, что она имеет в виду.

Фрици поднимает на меня глаза:

– Я испытывала ужас от мысли, что потеряю тебя, и все, чего хотела, – это разорвать мир на части и снова заявить о своих правах на тебя. А когда я об этом думала, у меня в руке был камень воздуха. Вот что разорвало землю на части, вот что сработало. И спасло тебя. Камень. Не я.

Я качаю головой:

– Камень – это только камень. Сколько веков он пролежал в кургане. Ты спас меня.

– Но…

Я прижимаюсь губами к ее, заглушая сомнения на ее языке, сожалея, что не могу заглушить и боль в ее сердце.

Когда мы отстраняемся друг от друга, я вижу, как чувство вины вновь давит на Фрици, сковывая ее плечи, ее душу. Она позволила Дитеру вернуться в родную деревню, и хотя это он, а не она, убил почти всех в ее ковене, она винит себя. Хотя я согласился на эту миссию добровольно, если со мной что-то случится, Фрици будет винить себя.

Каждый ее выбор до сих пор был направлен на то, чтобы выжить.

Но даже эта мысль не помешает ей утопать в чувстве вины, если рядом не будет меня.

Я касаюсь пальцем ее подбородка, прося поднять взгляд. Когда Фрици смотрит на меня, я вижу, что ее глаза покраснели.

– Это я здесь католик, не ты.

– У тебя нет монополии на чувство вины.

– Происходящее не твоя вина, – шепчу я. «Ни в чем нет твоей вины».

– Я знаю. – Ее голос дрожит. – Но…

«То, что я хочу сделать дальше, будет моей виной».

Это ее голос, но звучит он у меня в голове. После сражения вместе с ней я настроился на мысли Фрици лучше, чем прежде, и эта мысль особенно яркая.

– Что ты планируешь? – спрашиваю я. Дрожа, я беру рубашку и натягиваю ее через голову. По крайней мере, теперь я чище, чем прежде.

– Ничего! – Ее глаза расширяются от страха – не предо мной, как мне кажется.

– Ничего… пока? – догадываюсь я.

Она отводит взгляд.

– Не знаю. Все… это неправильно. Я больше не понимаю, как поступить правильно.

– Какие есть варианты? – спрашиваю я. Всюду волшебство, и я не представляю, какими дорогами оно нас поведет. Знаю только, что, несмотря ни на что, буду рядом с Фрици.

– Древо как плотина, оно гарантирует, что высвобождается определенное количество магии, доступ к которой имеют только ведьмы, доказавшие чистоту своих намерений с помощью заклинаний и ритуалов… – Ее голос затихает, и я понимаю, что эти мысли крутились у Фрици в голове уже долгое время. – И то, что хочет сделать Дитер, неправильно, я знаю, я верю в это.

Он хочет разрушить существующие ограничения и заполонить наш мир магией в тщетной попытке заполучить ее себе.

– Но… мы не можем продолжать жить, придерживаясь традиционных методов использования магии. Этого больше недостаточно, – произносит Фрици таким тихим голосом, что я едва могу различить ее слова.

– Другие говорят о дикой магии так, будто это зло, – говорю я. – Но ты используешь дикую магию, и это не зло.

– Я знаю.

– Магия не что иное, как сила, – продолжаю я. Я почувствовал, как эта сила наполняла мои мышцы, дав мне возможность сразиться со статуями. Возможность защитить человека, которого я люблю. – То, как ты используешь ее, и делает твои поступки хорошими или плохими. А не саму силу.

– И ты в этом уверен? – интересуется Фрици. В ее глазах сияет мольба, и я понимаю, что в ее голове идет война, в ней мечутся вопросы, которые у нее едва хватает смелости задать, пока мы одни.

– Нет, – честно отвечаю я. Я не колдун. И не понимаю, как устроен ее мир, пусть даже теперь и живу в нем. – Но, – добавляю я, и ее лицо проясняется от лучика надежды, – я верю в тебя.

Фрици прижимается ко мне, ее голова склоняется над татуировкой, и, как мне кажется, она слушает биение моего сердца. Я хочу обнять ее, хочу показать свою любовь, но также знаю, что причина, по которой она позволяет мне поддерживать ее сейчас, заключается в том, что она все еще истощена, лишившись своего запаса магии, – и это моя вина. Поэтому, вместо того чтобы заключить ее в объятия, приподнять ее подбородок, потребовать поцелуев и успокоить ее разум, я беру ее за плечи и мягко отстраняю.

– А ты можешь научить меня? – спрашиваю я.

– Чему научить?

– Как использовать магию, не истощая тебя. Я твой воин, но