— Надеюсь, ты хоть испытываешь удовольствие, когда меня обесцениваешь?

— Хватит уже изображать из себя доморощенного психолога.

— Да рассказывай уже! — повысила она голос. — Мы оба знаем, что всё равно этим закончится.

Он вновь рассмеялся:

— Настаиваешь? Уверена, что хочешь знать?

— Уверена.

— Что ж? Сама напросилась.

Не спрашивая разрешения, Ди вытащил из кармана мятую пачку сигарет и, чиркнув зажигалкой, глубоко затянулся. Несколько раз глубоко вздохнув и выдохнув едкий табачный дым, покосился на Николь и скривил губы в улыбке.

— Матушка уже успела рассказать тебе, что всю свою жизнь я был для всех занозой в заднице? Конечно, говорила. Но вот о чём она, наверняка, умолчала, так это о том, каким человеком был мой отец.

— Ну, почему же? Она упоминала, что он был красив и богат. И был для неё неотразим.

— Ну, да, конечно! Вот только полагаю, что к смерти Его Неотразимости Её Прелесть приложила свою руку. Но я не виню мать. Иначе было — никак. Мой отец был монстром. И, как это всегда бывает с монстрами подобного типа, ни одна душа об этом не подозревала. Он был так хорош собой, так обаятелен! — Губы Ди вновь сложились в привычную усмешку, — Женщины были от него без ума. Его семья была от него без ума. Все были от него без ума. А в том, что с ним было что-то не так, общественность винила мою мать — это она его довела. Сама нарвалась на кулак, сама врезалась в стену. Неправильно пришла, неправильно ушла, неправильно дышала. Чтобы моя мать не делала, даже если вообще ничего не делала! — она его провоцировала. Матери приходилось соглашаться с тем, что она не так говорила, не тогда просила и даже просыпалась по утрам как-то не так. Редко проходил день, когда она, а вместе с ней и мы, не чувствовали себя в семье отца ненужными, лишними и чужими. Пару раз терпение маме изменяло. Она была готова уйти с нами даже в никуда. Но оба раза отец резко менял своё поведение. Умолял, говорил, что любит, просил прощения и включал версию «прекрасного принца». Не знаю, сработала бы его тактика, будь он не миллионером, а, скажем, слесарем из Нижнего Квартала? Но, поскольку он был тем, кем был, матушка уговаривала себя верить. Хотя, поначалу, когда я ещё учился в младшей школе, мне тоже хотелось верить, что он может измениться. И он менялся — в худшую сторону. Словно потеряв последний страх и тормоза.

Что видели посторонние, когда глядели на главу клана Стрегонэ? Безусловного лидера, который всегда и всё знает наперёд. Который всё контролирует. Отец был из тех людей, что за завтраком не позволят себе лишней калории и на чьи ботинки никогда не ложится пыль. Чьи пиджаки чисто выглажены, а стрелки на штанине идеально остры. Натянутый, как струна. Ровный и правильный, как божественный завет. Помешанный на контроле. И Фальшивый, как купюра мошенника.

Скривившись, будто надкусил кислое яблоко, закончил предложение Ди.

— Всемогущественный контроль — вот было его кредо. А я делал все возможное, чтобы разрушить его тщательно выстроенную из бумажных кирпичей репутацию. Мне хотелось встряхнуть его. Заставить испытать ко мне настоящие чувства, пусть даже неправильные. Больше всего мне хотелось получить подтверждение, что, несмотря на всё происходящее, на самом деле мы дороги ему — он нас любит. Но отец лишь злился. Чем старше он становился, тем пустота внутри него делалась темнее и глубже. Отец уже не просто орал на мать — он поднимал на неё руку. Когда я пытался вмешаться, доставалось и мне. Потом они вместе с матерью врали врачам, что я сам упал с лестницы, велосипеда, качелей. Когда стало понятно, что с Тонни не всё в порядке, отец так орал на мать… Мол, у такой, как она, никто иной, как идиотка, родиться не могла. Старшие сын — урод, а младшая дочь — дебилка. Только Фэйро оставался любимым сыночком, потому что внешне, да во многом и внутренне был папиной копией.

— Фэйро говорил, что любимцем отца был ты, — тихо выдохнула Николь, но Дианджело будто и не слышал её:

— Со стороны мы смотрелись образцовой семьёй, но внутри был настоящий ад. Никто и никогда не разговаривал друг с другом по-человечески. Все орали друг на друга и надирались алкоголем — батюшка крепким, матушка — сладким. Потом снова выясняли отношения, Всё было плохо. А когда приехал младший папенькин братец, стало ещё хуже.

— Твой дядя?.. — машинально переспросила Николь. — Тот самый?

— Анджело Стрегонэ — любимец прессы. «Очаровательный и несносный, сентиментальный и вспыльчивый, очень одинокий человек. Загадка даже для своих современников». Ничего «загадочного» в дяде и близко не было. Честолюбивый, азартный любитель теннисных мячей. Ему было всё равно с кем состязаться. Вспыльчивый, мелочный и злобный, особенно он не любил женщин. И особенно — красивых.

Ди взял паузу, в течении которой вновь потянулся за сигаретой.

В душной комнате уже висела дымка сизого табачного тумана, но Николь даже и не пыталась его остановить.

— Ты знала, что восемьдесят процентов преступлений в отношении детей совершаются в семье? И неважно, богатые это семьи, или бедные. У бедных ещё есть шанс найти помощь в социальных структурах, у психологов, у общественности — у богатых такой надежды нет. Хоть мы живём за высокими стенами, под яркими камерами, у всех на виду, ни в чём не зная отказа — мы можем годами подвергаться насилию и ни у кого не находить помощи. Не имея самого важного — любви. Будто платим кому-то невидимому дань за своё богатство. Я знаю не одного и не двух богатых и знаменитых, подобно мне, подвергшемся сексуальному насилию в семье. Большинство жертв — девочки. Но, если повезло родиться через чур смазливым мальчиком, как мне, или иметь в близком окружении такого любителя клубнички, как моя «любимый» дядя, то всё возможно.

Мне было двенадцать. Это был день моего рождения. В конце дня папаша валялся в алкогольной интоксикации в больничке, а мама верной женой сидела с ним рядом. Брат и сестра отправились спать, а мы остались с дядюшкой наедине. Чему я был тогда очень рад. Я тогда очень дядю любил. Гораздо больше, чем родителей. Он был классный. Прям с картиночки — все о таком мечтают. Часто играл с нами, — со мной, братом и сестрой, — чего родители никогда не делали. Рассказывал по вечерам сказки. Ездил с нами к морю, возил в парки. В