— Для садиста у тебя слишком доброе сердце.

— Я пытался забыться с другими любовниками. Как уже говорил, их было много. Чего я только не перепробовал. Но знаешь — что?..

— Что?

— А — ничего! Я ничего не чувствовал. Никакого удовлетворения от того, от чего его испытывают другие. Если только во всём этом не присутствовало нечто саморазрушительное.

— Это называется депрессивное…

— Посттравматическое стрессовое расстройство. Я знаю. Телесные, мыслительные, эмоциональные и поведенческие реакции, ухудшающие качество жизни человека. Психиатры и психологи мне это уже говорили сотни раз. Лучше-то с того не становилось. Проще было просто сдохнуть. Но… если ты неудачник, ты везде неудачник. Я и в этом не преуспел. И тогда обратился к запрещённым веществам. Они единственное, что помогали как-то переживать происходящее. В конце концов, главное предназначение опиатов — обезболивать. Мне требовалось всё больше и больше. Тех денег, что выделяли родители, не хватало и я стал брать в долг. Раз за разом. Пока долг не вырос просто с астрономическую сумму. И, в один прекрасный (а точнее — ужасный) день долг решили с меня стребовать. Я пытался воровать — попал в полицию. Очередные разборки привели к тому, что разгневанный «правильный» папенька, исхитряющийся почти пять лет не видеть того, что творилось у него под самым носом, наказал меня, вышвырнув из дома без цента в кармане. Пришлось ночевать под мостом. Или в наркопритонах, куда меня привели услужливые друзья-товарищи. Мои долги росли — без наркоты я уже не мог и дня. А платить мне было нечем. Так что…

Ди опустил голову. Потом вскинув, посмотрел на Николь почерневшими глазами и проговорил сухо, без всяких эмоций:

— Мерзко всё это вспоминать, но что было — то было. Ты сама просила правды. Пришлось поработать моделью.

— Моделью? — удивлённо округлила глаза Николь, готовая к куда более неприятным откровениям.

— Для порносайта. За то, чтобы покрасоваться во всех откровенных позах, прикрывая свою наготу кружевным нижним бельём мне хорошо платили. — Ди снова засмеялся фирменным смехом, когда кажется, что уши тебе режет битое стекло. — Никогда не понимал, как нежно-розовое кружево, обтягивающее мужские ягодицы, способно кого-то возбуждать? По мне, так это скоморошество какое-то. Но когда у тебя долг чуть ли не в шесть нулей, то не ты заказываешь музыку.

Спустя неделю я рискнул вернуться домой. И поначалу всё было даже совсем неплохо. Я был чист, как лист, и относительно трезв. Ужин прошёл в напряжённой атмосфере и неловкой тишине, наполненной постукиванием столовых приборов по тарелкам. Я никак не мог отделаться от мысли, что в этой гостиной, среди таких чистеньких и розовых Фэйро и Тонни, чопорных отца и матери, и её брата — ещё одного моего дяди, совсем не такого милого и обаятельного, как отцовский, — я лишний. Меня не должно тут быть. Тишина давила на голову, грозя раздавить. Но я держался. Дядюшка Анджело, довольно блестя глазами, предложить выпить за мир в семье.

— Не пей, — тихо прошипел мне Фэйро.

— Все пьют, — ответил я.

— В отличие от тебя, никто не накачан кокаином, — сказал он тогда.

— С чего ты взял, что я «накачан»?

— У тебя зрачки больше радужки. Хочешь сдохнуть прямо за столом?

— Я, вообще-то, не против. Представь, как мелодраматично? Признайся, ты просто завидуешь вниманию, которое я неизменно собираю?

— Да уж! — скривился Фэйро. — Собирать внимание ты мастер. На хрен, Ди! Да что с тобой не так, мать твою⁈

— Не понял? Со мной всё в порядке.

— Не пей. Пожалуйста.

— Волнуешься?

В голосе брата, не смотря на ярость и гнев, звучало непривычное беспокойство. Как непривычно. В этой блистательной семейки беспокоиться друг за друга не принято. И это было даже приятно.

— Ты не выпил тот бокал? — тихо спросила Николь.

— Выпил, конечно, — засмеялся Ди. — И, естественно, мне стало нехорошо. Пришлось какое-то время отмокать в душе, чтобы хоть немного прийти в себя. Когда я вышел оттуда, дом погрузился в полумрак и тишину. Большинство его обитателей легли спать. Кое-как натянув растянутую футболку на ещё не высохшее тело, закинув полотенце на плечо, я направился к себе в комнату. Ожидая каждую секунду наткнуться на «любимого», успевшего соскучиться дядю. Я уже почти добрался до спасительной гавани, где можно было закрыться и ни о чём не беспокоиться, как на плечо легла тяжелая рука.

— Есть разговор, — увидеть отца я ожидал меньше всего.

— Не в настроении я сегодня разговаривать. Я…

— Это была не просьба.

Схватив за грудки, он открыл мной дверь, заставляя растянуться на жёстком ворсистом ковре.

— Какого чёрта?.. — начал я, поднимаясь.

Но встать не успел. Меня жёстко, как котёнка в собственную лужу, тыкнули мордой в ковёр. Жёсткая ладонь давила на шею, острое колено — в спину.

— Что тебе надо? — жалко заскулил я, понимая, что биться в его руках бесполезно.

По глазам больно ударил яркий свет гаджета. С экрана на меня смотрел полуголый я, призывно виляющий розовым задом в стрингах.

— Придурок, — прорычал отец. — Совсем тормоза потерял?

Я понял, что влип. И никаких вариантов побега нет. Я был готов к тому, что отец меня изобьёт. Или — убьёт. Но только не к тому, что случилось минутой позже.

Николь, потрясённая, не находила слов. Пришёл её черёд опускать голову.

Впрочем, Ди не смотрел на неё в этот момент.

— Он… он поступил с тобой так же, как твой дядя?

— Да. Не плачь. Не надо, — непривычно сухо звучал голос Ди.

Поднеся руку к щеке, Николь с удивлением осознала, что они и правда мокрые.

Николь не хотелось смотреть ему в лицо, но она не могла оторвать взгляда.

Сейчас ей все страшилки, переходы по несуществующим коридорам, беготня по потолку казалась смешной, а не страшной. Что такое суккубы, инкубы, вампиры — по сравнению с людьми? С тем, что они делают друг с другом и самими