— У нее болели суставы, — пробормотала Лилиан. — Она жаловалась…

— Точно болели? — спросила я.

Я помнила руки Присциллы с ровными сильными пальцами, на них не было ни следа артрита.

— Что-то такое было, — подтвердила Хелия. — Присцилла даже пропустила партию в вист.

— Вы видели ее больные руки собственными глазами? — не отставала я.

— Я не помню, — честно призналась Хелия. — Но Присцилла любила вязать и не бросала свое увлечение никогда. Ты считаешь, она соврала? Но зачем?

Затем, что это алиби. Дом ее любит, дом дал ей подарок. Если бы он одарил только двух подруг, а не трех, это выглядело бы подозрительным. Она придумала несуществующую болезнь, а после — несуществующее лекарство. Она соврала, что дом подарил ей артефакт, а на самом деле осталась без подарка. Потому что башне она по какой-то причине не нравилась. И сейчас, пока ее подруги строят в доме баррикады, а мой Эйдан готовится к битве, она просто сбежала!

— Думаешь, Присцилла как-то замешана? — поняла Хелия.

— Я думаю, что в своей сумке с вязанием она принесла что-то еще, — сказала я. — Что-то такое, что открыло путь скверне.

— А ведь она просила остановиться неподалеку от башни! — вспомнила Лилиан, вскочив с пуфика. — Сказала, что ее растрясло по дороге и захотела прогуляться пешком!

— А мы поехали в экипаже, — подтвердила Хелия. — Потому что ты боялась запылить новенькие туфли.

— Еще скажи, что я виновата, — надулась Лилиан.

— Нет, вы ни при чем, — успокоила я бабулек.

Но я наконец-то поймала кончик ниточки, который должен привести нас к разгадке.

Разобрав завал перед дверью, я вышла из дома, игнорируя возмущенные вопли пожилых дам. Сладковато-гнилостный запах обжег горло, и я невольно задержала дыхание, прикрыв лицо рукавом. Скверна шла на Сол-Гират густой смрадной волной, и казалось странным, что солнце еще не померкло от ужаса.

В свете ясного дня порождения скверны, приближающиеся к башне, выглядели еще уродливее. Я узнала угрюмцев, шептуний, а вот этот зеленый склизкий комок, что катится прямо к крыльцу, похож на чурепку. Ну, или какое-то из порождений скверны высморкалось…

— О, Лилиан, погляди, это не Филипп? — поразительно спокойным тоном спросила Хелия из-за моей спины.

— Ты не только глухая, но и слепая, — ворчливо ответила Лилиан. — Хотя вон тот, зелененький, и правда похож, те же ушки.

Угрюмцы шли прямо к башне, волоча костлявые ноги, протягивая руки с тонкими длинными пальцами, вечно голодные рты приоткрылись, издавая тонкий звенящий гул, как полчище комаров.

В ладонях Эйдана сплелись посохи, грозно засияв живой магией, и он повел ими сразу с двух рук, выжигая мерзость, прущую на Сол-Гират. Из тумана выросли черные щупальца, шустро поползли прямо к крыльцу. Я судорожно пыталась вспомнить хоть что-то из боевой магии, но дамы меня опередили: Хелия с неожиданной прытью соскочила со ступенек и придавила щупальце тростью, а Лилиан наступила на следующее каблуком.

— Это были новые туфли, — пожаловалась она, разглядывая серую гниль на розовом бантике.

— Марш в дом! — рявкнул сол Гир, обернувшись, и его глаза пылали холодной яростной зеленью.

Если бы я не любила его, то влюбилась бы прямо сейчас. И страх растаял, как не бывало. Разве может корневой маг проиграть, когда дело касается его дома. Разве Эйдан отступит, когда зло идет на его Сол-Гират? За его широкой спиной стоят поколения предков!

А еще жена и две бабки. Ведь дамы, переглянувшись, решили пропустить мимо ушей приказ корневого мага. Вдобавок диван-залетайка переступил порог, высоко поднимая ножки. Перепрыгнув через все ступеньки, он воинственно потоптался по мелкому гнусу и встал перед крыльцом, загородив вход спинкой в нежный цветочек.

Если уж даже ему не страшно…

Убрав руку от лица, я вдохнула воздух, пахнущий смертью, и спустилась к Эйдану.

— Малин, иди в дом, — попросил он, вновь направляя волну магии в скверну.

Багровая волна пробежала по верху тумана, взрывая его искрами и заставляя порождения скверны выгибаться от боли.

— Мне надо тебе рассказать, — торопливо начала я. — Джиневра говорила со мной. Она просила сорвать ритуал.

— Где? — коротко бросил Эйдан, рассекая какую-то мерзкую тварь, названия которой я даже не знала.

— Там, куда нет доступа башне. Я думаю, это в банке. Помнишь, ты сам говорил, что в банке не чувствуешь магию, словно тебе отрезали корни?

Он пожал плечами, разворачиваясь всем корпусом к новой волне скверны, которая надвигалась, клубясь и обрастая когтями и щупальцами.

— А еще она просила ее похоронить, — добавила я.

Вдруг Аделина и здесь наврала? Уж слишком ярко она живописала, как дом поглощал бренное тело Джиневры.

— Могло ли случиться так, что ее дух в башне, а тело покоится где-то еще? — спросила я.

— Могло, — буркнул Эйдан. — Некоторые мои предки сгинули в дозоре, но дух освободился и нашел дорогу домой. Что-то еще?

— Присцилла… подозрительная. Она могла принести артефакт портала с собой, — закончила я.

Эйдан перехватил оба посоха правой рукой, а левой привлек меня к себе, прижав спиной к груди.

— Давай попону, как мы уже делали, — сказал он. — Я боюсь жечь во всю дурь, чтобы не навредить башне. Укрой землю, Малинка. Защити. Сделай все, что сможешь.

Я выдохнула и прислонилась к крепкой груди сол Гира, чувствуя, как быстро бьется его сильное сердце. Расправила руки, прислушиваясь к дыханию земли и призывая силу нашего дома.

Я хозяйка башни. Я не звала сюда зло. Мой дом не падет от скверны, потому что в нем есть место только любви.

Двойная волна магии раскатилась от нас, как от эпицентра взрыва. Серый туман разметало в клочья, угрюмцы визжали и растекались слизью, а диван подскочил и потоптался по жирному щупальцу, срубленному ритуалом.

Бабульки, устав, присели на диван-залетайку, вполголоса обсуждая его обивку, а Эйдан развернул меня к себе и поцеловал, так жарко, что губы почти обожгло.

— А сейчас в дом, — приказал он, шлепнув меня по заду. — И чтоб ни шагу.

Я молча