Волна облегчения, острая и всепоглощающая, накатила на меня, смывая последние следы тревоги. Я не стала убийцей. И он, мой ледяной, непреклонный герцог, позаботился о том, чтобы всё было сделано правильно. Чести ради. Ради меня. Ради нашей любви.

— Спасибо, — мягко произнесла и я поцеловала его руку. Прижалась к груди любимого мужчины. А потом посмотрела ему в глаза. — А что с деревней? С людьми? — спросила я, наконец осмелившись задуматься о других.

— Бунт утих, как только ушла та, кто раздувал его, — его взгляд стал твёрдым. — Сибилла манипулировала ими, сея страх передо мной, перед тобой, перед будущим. Когда источник страха исчез… исчезла и причина для безумия. Они будут жить под моей защитой. — Он посмотрел на меня прямо. — И под твоей. Это твоя земля. Твой народ.

Он потянул меня к себе, и я опустилась на ковёр рядом с его креслом, положив голову ему на здоровое плечо. Он обнял меня, и его пальцы сплелись с моими волосами. Мы сидели так молча, слушая, как в доме просыпается жизнь: ровный гул голоса матери на кухне, счастливый, беззаботный смех Флоры, довольный лепет Кая.

Война закончилась.

Не громом сражения и лязгом мечей, а вот этим — тихим, солнечным утром в доме, полном любви, жизни и мира. И я знала, чувствовала каждой клеточкой — какой бы путь ни ждал нас впереди, мы пройдём его вместе.

Глава 43

Кажется, мне пора укусить тебя

За этим утром последовали дни, похожие на медленное, целебное затягивание ран. Дом Санклоу постепенно сбрасывал с себя оковы страха. Сперва робко, оглядываясь, а потом всё увереннее соседи начали заходить за советом к бабушке, приносить продукты в знак примирения.

Сначала это были просто поклоны у калитки, потом — молчаливое оставление лукошка с яйцами или горшка с мёдом на крыльце.

Однажды утром мы нашли там аккуратно сложенные дрова — молчаливое признание вины и просьба о прощении.

Талориан, несмотря на рану, взял бразды правления в свои железные руки. Он не карал зачинщиков — вместо этого он объявил об отмене королевского указа о сносе деревни.

Оказалось, что указ был подделкой, мастерски сфабрикованной Сибиллой. Новость облетела деревню быстрее лесного пожара, и последние льдинки недоверия растаяли. Теперь люди смотрели на его стражников не со страхом, а с надеждой.

Герцог Фростхарт расположил свой временный штаб в нашем доме, и вскоре большая горница превратилась в центр управления. Карты покрывали стол, гонцы приходили и уходили в любое время суток. И сквозь эту суету он всегда находил мгновение, чтобы встретиться со мной взглядом — быстрый, тёплый взгляд, который говорил больше слов. Иногда его пальцы легонько касались моей руки, когда я проходила мимо, передавая молчаливое «я здесь, всё хорошо».

Однажды вечером, когда дела были закончены, а гонцы разъехались, он остался сидеть у огня, глядя на пламя. Я принесла ему свежезаваренный чай — уже в новых, грубых глиняных кружках, которые бабушка с гордостью выставила на полку.

— Совет лордов вынес приговор, — сказал он без предисловий, принимая кружку. Его лицо было невозмутимым. — Пожизненное изгнание. За пределы королевства. Сибиллу лишили титулов и состояния.

Я молча кивнула, присаживаясь на коврик у его ног. Не было ни радости, ни торжества. Только тихое, холодное удовлетворение. Справедливость восторжествовала. Не месть, а закон.

— А что будет с… её сообщниками? С дядей Алриком? — осторожно спросила я.

Тень пробежала по его лицу.

— Алрик скрылся. Как крыса, почуявшая кораблекрушение. Но его найдут. — Он отпил чаю и посмотрел на меня. — Это старая рана моего рода. И её предстоит исцелить. Но не сейчас.

Он положил свою руку мне на голову, и его пальцы запутались в моих волосах.

— Сейчас… сейчас нужно строить. А не разрушать.

И мы строили.

По кирпичику, по слову. Его авторитет и моя связь с землёй создали неожиданно прочный союз. Он учился понимать нужды людей не из отчётов, а из разговоров с бабушкой за чаем, из наблюдений за тем, как детишки из деревни с любопытством таращились на его стражников, пока те не начали показывать им простые фокусы с монетками.

А я училась быть не просто дикаркой из леса, а той, кто стоит рядом с правителем. Училась сдерживать свой нрав, слушать и говорить так, чтобы меня слышали. И в этом мне помогал он — своим терпением, своей верой в меня.

Прошла неделя

Погода стояла морозная, но солнечная. Как-то утром Талориан, уже заметно окрепший, вышел со мной во двор. Мы стояли у забора, глядя на заснеженные поля и расползающийся в небо дым из каменных труб домов. Мой герцог прижал меня к себе и поцеловал в чуть заиндевевшие волосы. Мне было тепло и сердце мое горело от любви к этому когда-то ледяному мужчине.

— Мне скоро нужно возвращаться в столицу, — сказал он, глядя прямо перед собой. — Дела не ждут. Но я не хочу уезжать один. Понимаешь?

Моё сердце замерло. Я боялась этого момента и ждала его с нетерпением.

Он опустил глаза и я увидела, что там не было привычной суровости. Была какая-то новая, непривычная мягкость.

— Поезжай со мной, Раэлла. Не как гостья… — замолчал на мгновение, шумно выдохнул холодный воздух и облачко пара казалось застыло в воздухе, — но как моя жена. Как будущая герцогиня Талориан Фростхарт.

Время словно оцепенело, укутавшись дымкой.

Я слышала, как где-то далеко каркает ворона, как смеётся Флора в доме, как рубят дрова на окраине деревни.

Тишина казалось окутала нас, дала время, чтобы подумать и принять решение.

Я смотрела на его лицо — на лицо человека, который прошёл через ад и нашёл в себе силы не просто выжить, а измениться. Ради нас.

— А мой дом? Моя семья? — прошептала я.

— Твой дом никуда не денется. Это будет и твоя крепость тоже. — Он сделал шаг ко мне. — Твоя семья — твоя мать, бабушка, дети — всегда будут желанными гостями в НАШЕМ доме, — сделал ударение на этом слове, чтобы придать ему значимость. — Более чем желанными. Но твоё место… твоё место рядом со мной. Если ты захочешь.

Я посмотрела