— Это ещё что! — воскликнул молодой торговец, явно не желая уступать в соревновании удивительных историй. — Мой кузен выиграл спор за участок земли после того, как поднёс ей корзину яблок! А ведь тяжбу эту вели уже три года, и все судьи были против него!
В углу таверны, в самом тёмном закутке, сидел Анмир и прислушивался к разговорам с выражением человека, который слушает собственную поминальную речь. Он попытался слиться с тенями, но его фигура — даже в потрёпанной одежде — излучала ту особенную ауру былого величия, которую невозможно скрыть, как невозможно спрятать льва под овечьей шкурой.
В это время старый фермер медленно произнёс:
— Моя бабка рассказывала о семье Овератов. Они приносят удачу тем, кого любят.
Пауза повисла в воздухе, тяжёлая как грозовая туча.
— И отбирают её у тех, кого ненавидят, — добавил кто-то тише, и голос этот прозвучал зловеще.
Все разом обернулись и бросили осторожные взгляды на Анмира, словно проверяя, не превратится ли он внезапно в каменную статую или не исчезнет ли в клубах дыма. Анмир почувствовал эти взгляды всей кожей и сжался ещё сильнее, пытаясь стать невидимым. Но судьба решила, что он уже достаточно пострадал в тишине.
Один из посетителей — рыжеволосый парень с лицом, красным от эля и природной бесцеремонности, — вдруг громко воскликнул:
— Эй, дракон! Каково это — потерять всё из-за своей глупости?
Воцарилась тишина, настолько полная, что можно было услышать, как мыши грызут крошки под столами.
— Тише ты! — зашипел сосед рыжего, дёргая его за рукав. — Не злите его! Вдруг госпожа Телиана всё ещё питает к нему чувства?
— Ха! — расхохотался третий, явно изрядно подвыпивший. — Тогда он бы не сидел сейчас здесь в обносках! Она выбрала нас. Нашу деревню!
— Леди Удача — так её теперь все зовут, — добавил четвёртый голос из глубины таверны. — И не просто так.
“Леди Удача”.
Это прозвище резануло Анмира сильнее любого меча. Его жена, его Телиана, стала символом благополучия для всех — кроме него самого. Она дарила счастье каждому встречному, а его оставила с пустыми руками и разбитым сердцем.
Вернее, он сам себя оставил без всего. И без штанов тоже.
Анмир залпом допил свою кружку — эль был кислый и дешёвый, но в этот момент он мог бы пить и уксус, — встал и направился к выходу, не проронив ни слова.
За его спиной взрывы смеха и новые истории о чудесах “Леди Удачи” продолжались с удвоенной силой. Никто не обратил внимания на то, как сутулятся плечи дракона, как медленно и тяжело он идёт по ночной дороге к сараю, который теперь служит ему домом.
Только старый Уильям проводил его задумчивым взглядом и тихо пробормотал себе под нос:
— Бедный дурак. Ещё не понял, что удача — это не то, что можно требовать. Это то, что нужно заслужить.
Лунная ночь окутала поместье “Шишковый рай” серебристой дымкой, превращая привычный пейзаж в декорацию для романтической оперы. Деревья отбрасывали причудливые тени, а в воздухе витал аромат ночных цветов — идеальная атмосфера для тайных свиданий и юношеских безрассудств.
Илиран крался к границе поместья. Каждый шаг он делал так тихо, что даже собственная тень казалась ему слишком шумной. Сердце колотилось в груди, а в голове крутилась одна мысль: “Только бы она пришла, только бы она пришла…”
За старыми амбарами, там, где лунный свет просачивался сквозь кроны деревьев и создавал узоры на земле, его уже ждала фигура в тёмном плаще.
— Ты пришла! — выдохнул Илиран. — Я боялся, что твой отец запретит…
Он взял её за руки — они были холодными от ночного воздуха, но такими живыми и настоящими, что весь мир вокруг показался ему нереальным сном.
— Запретил, — ответила Эйлани. — Но я уже не ребёнок, Илиран.
— Что нам делать? — спросил Илиран. — Я не хочу ссорить тебя с отцом, но…
— Но и отказаться друг от друга мы не можем, — закончила она его мысль.
Они стояли под звёздным небом, глядя друг на друга с нежностью, от которой воздух вокруг, казалось, становился гуще, и с тревогой, которая делала каждый вдох драгоценным.
— Твой дар… — начала Эйлани тихо, — это правда? Ты действительно можешь приносить удачу?
— Не так сильно, как мать, — ответил Илиран честно. — Но да, это в моей крови.
Эйлани на мгновение задумалась, словно взвешивая все “за” и “против”, а потом произнесла:
— Это не имеет значения. Я полюбила тебя до того, как узнала о даре.
И конечно, все это должно было закончиться нежным поцелуем.
Только вот они были не одни.
За старым дубом стояла фигура, невидимая для влюблённых. Анмир наблюдал за сценой с выражением лица настолько сложным, что художнику потребовалось бы несколько дней, чтобы передать все оттенки эмоций: удивление (“Неужели мой сын способен на такие чувства?”), тревогу (“Бертран убьёт его, если узнает”), и что-то, очень похожее на понимание (“Значит, и он влюбился так же безнадёжно, как когда-то я”).
Анмир смотрел на своего сына — этого молодого мужчину, который стоял под луной и держал в руках ладони девушки, как священную реликвию, — и вдруг понял, что видит себя четверть века назад. Того себя, который тоже когда-то стоял под звёздами и клялся Телиане в вечной любви.
Их сходство играло с ним злую шутку.
Злейшую.
Видеть их было невыносимо больно. Настолько, что кровь, казалось, закипала.
Вот так, Анмир, вот так, старик, стоило уйти этой женщине и вот ты уже какой месяц подсчитываешь потери?
Анмир тихо отступил в тень, не желая нарушать магию этого момента. Пусть у них будет хотя бы эта ночь, эти минуты счастья под звёздным небом. Потому что завтра — завтра придёт Бертран со всей своей яростью, и тогда юношеским мечтам придёт конец.
