Стоит оказаться на берегу, как тело немедленно восстает. Закашлявшись, исторгаю из себя морскую воду и скудное содержимое желудка. Я сотрясаюсь от спазмов до тех пор, пока в горле не пересыхает, а внутри не остается ничего, кроме желчи. Наконец, сложившись пополам, падаю на песок; набегающие волны мягко касаются моей руки.

Луна по-прежнему наблюдает за мной с небес, как будто чего-то выжидая. Постепенно я немного прихожу в себя и, усевшись на песок, принимаюсь вглядываться в волны. Этот сирен был настоящим или привиделся мне в предсмертном бреду, а вместо его рук меня удерживали водоросли? Я стряхиваю их с себя и вдруг замечаю на левом предплечье пурпурные и золотые завитки. Часть из них, почти того же оттенка, что мое платье, резко выделяются на фоне кожи, другие почти с ней сливаются. На правой руке сирена были точно такие же татуировки; мои зеркально отражают его.

Я тру кожу, однако узоры остаются на месте. Их не берут ни ногти, ни морская вода. И тут я понимаю, что на пальце больше нет обручального кольца. Ужас мешается во мне с облегчением, но все эмоции вдруг приглушаются, когда при взгляде на эти странные рисунки я в мыслях слышу звуки песни, которая всплывает где-то на краю сознания.

Жизнь твоя чудесна,

Жизнь твоя чиста,

Станет она жертвой

Для древнего божества.

А пока откроются

Для твоего взора

Все уголки земли

И глубины моря.

Ни зверь, ни птица,

Ни куст, ни человек

Не станут преградой

Для тебя вовек.

И коли пожелаешь

Ты искренне уйти,

Препятствий не возникнет

На твоем пути.

Издали доносится эхо мелодии, будто звучащей в унисон с моими мыслями, но ее вдруг прерывает низкий, громкий звон колокола. Неужели прошло уже полчаса?

Впрочем, маяк остался на острове. Меня же выбросило на один из дальних берегов, в окружении которых я жила эти годы.

Минут десять я сижу на земле, вдыхая чудесный воздух и разминая предплечье, которое, несмотря на новые отметины, похоже, не пострадало. Потом поднимаюсь на ноги и, повернувшись к маяку спиной, оставляю прежнюю жизнь позади.

Если двигаться быстро, к рассвету я буду уже далеко. Без сомнений, Чарльз считает меня мертвой, а значит, не станет сообщать в Совет, что я отказалась от брачного контракта. Пока никто не знает, что я жива… можно жить свободно.

Милостью сирена у меня есть пять лет. Пять лет приключений, о которых я всегда мечтала.

Практически вечность…

Один

Четыре с половиной года спустя

Сжимаю в дрожащих пальцах письмо – прямоугольный лист, в котором заключена сейчас моя судьба, – и шелест бумаги почти возвращает меня в прошлое, в тот давний полдень в пыльном, захламленном кабинете. Все началось со смятого пергамента. Им же и закончится.

Я начинаю читать.

УВЕДОМЛЕНИЕ О ВЫНЕСЕНИИ СУДЕБНОГО РЕШЕНИЯ

по делу:

Элизабет Виктория Датч

против Чарльза Джола Вакстона

Втянув воздух, задерживаю дыхание. Наконец-то судебное решение. Я пять лет шла к этому моменту.

Но, несмотря на все желание читать дальше, взгляд цепляется за третью строчку, где указано мое первое имя. Странно видеть его на бумаге. Той давней ночью оно сгинуло в стылом море, и сейчас его использует лишь один человек во всем мире… и то исключительно из злости.

Стряхнув с себя мерзкое, навязчивое ощущение, продолжаю читать:

Совет Тенврата на основании прошения Элизабет Виктории Датч о принудительном расторжении брака вынес решение по этому вопросу.

Рассмотрев дополнительные документы, предоставленные Датч и Вакстоном, а также все обстоятельства дела, Совет постановил следующее:

Расторжение брачного контракта:

УДОВЛЕТВОРИТЬ

Прекращение компенсационных выплат:

УДОВЛЕТВОРИТЬ

Вместе с воздухом с губ срывается звук – нечто среднее между торжествующим возгласом и приглушенным всхлипом. «Удовлетворить». Никогда еще единственное слово не имело для меня столь огромного значения.

Я свободна! Наконец-то моя личность, кошелек и сама душа от него освободились…

– Виктория?

Эмили придвигается ближе, явно обеспокоенная столь резкой сменой моего настроения. Она по-прежнему прижимает к груди конверт, из которого я вытащила письмо. Мы примостились на обычном месте в семейной таверне – в кабинке у задней стены «Опрокинутого столика».

Не ответив, продолжаю читать дальше. Я ведь знаю Чарльза. Этот ничтожный, мелочный человек просто так не выпустит из рук то, что считает своим. Он постоянно тиранит меня, то требуя компенсационных выплат, то заявляя о «трудностях», возникших без меня на маяке. Даже обвинил меня в связи с сиренами. Чарльз всеми силами старается очернить мое имя в глазах любого, кто готов слушать, и ради того, чтобы навредить мне, способен на самые низкие поступки.

Но вернемся к письму.

Принимая в расчет страдания Вакстона и вложения Тенврата за время службы Датч в должности смотрительницы маяка, а также изменившиеся обстоятельства Датч, Совет обязует Элизабет Викторию Датч выплатить:

Десять тысяч крон в Совет Тенврата – для возмещения ежегодных выплат Совета в размере пяти тысяч крон на оплату проживания и питания Датч в качестве смотрительницы маяка, включая первоначальные расходы на обустройство.

Десять тысяч крон Чарльзу Вакстону – в качестве ежегодной компенсационной выплаты за расторжение брака в размере двести крон, рассчитанной за пятьдесят лет.

Оплату следует произвести в течение года после получения этого уведомления.

В случае, если платежи не будут произведены в срок, Совет назначит Вакстону компетентную замену помощника на маяк из числа ближайших родственников Датч. В случае, если среди них не сыщется желающих или способных занять этот пост, все члены семьи, носящие фамилию Датч, отправятся в долговую тюрьму для погашения оставшихся долгов из расчета тысяча крон за один год.

Ниже проставлены официальные печати и подписи Совета Тенврата, за которыми