Я вновь порываюсь грести, однако медленно опускаю весла. Слова Чарльза, словно веревка, тянут меня назад, к нему, а со стороны материка ко мне заманчиво взывают большая земля и свобода. И я разрываюсь между тем, чего хочу, и мыслями, которыми он забил мне голову.

«А что, если… он прав?» – шепчет из глубин сознания девчонка, вышедшая за него замуж в ту пору, когда ей едва исполнилось восемнадцать.

Потом я вновь вижу письма – столь же отчетливо, будто до сих пор держу их в руках.

Глядя прямо на Чарльза, кладу весла и поднимаюсь. Я уже не та девчонка, которую он прежде знал. Так пусть же увидит во мне силу, подобную той, что таится в бушующем под дном лодки море, которого он так боится, и осознает наконец, в какую женщину я превратилась. И неважно, что я сейчас притворяюсь, а на деле чувствую себя разбитой стеклянной статуэткой, кусочки которой удерживаются вместе лишь усилием воли. Главное, чтобы Чарльз мне поверил.

– Я ухожу от тебя, как ты уходил все эти годы. Только я никогда не вернусь. Я отправлюсь к тем, кто по-настоящему меня любит, – жестами показываю я.

– И кто же это?

– Мои родные.

– Ты правда веришь, что они тебя любят? Да они вздохнули с облегчением, когда ты уехала! Только я один все это время был с тобой рядом.

– Они писали мне!

– Ты… – Он замирает, уставясь на меня широко распахнутыми глазами, круглыми, как восходящая луна. Лицо мужа вдруг искажается, выдавая истинное уродство души. – Ты посмела нарушить приказ и войти в мой кабинет? Не забывай: ты принадлежишь мне!

– Нет, – качаю головой и с трудом сдерживаюсь, чтобы не застучать зубами от беспокойства. Мне инстинктивно хочется сжаться, и я с огромным трудом заставляю себя стоять прямо.

– Твоя душа принадлежит мне. Ты поклялась в этом в день нашей свадьбы и подписала контракт. Я не позволю тебе его нарушить, никчемная девка! Остаток своей жизни ты проведешь, присматривая за этим маяком, ублажая меня и выполняя все мои распоряжения!

Не успеваю я ответить, как лодку резко подхватывает морская волна. Покачнувшись, я пытаюсь опуститься на дно, однако теряю равновесие. Небо кружится над головой, и миг спустя я погружаюсь в море.

Вода в нем ледяная. Вынырнув на поверхность, я делаю резкий вдох, и тут же на меня обрушивается еще одна волна, срывая наушники и выталкивая из ушей вату.

– Чарльз! – голосом кричу я, с помощью рук стараясь удержаться на воде. Шарфы и пальто, надетые для защиты от холода, пропитались морской водой и теперь силятся меня задушить. – Чарльз! – Я тянусь к стоящему на берегу супругу.

В ужасе глядя на меня, он отшатывается. Некогда у него на глазах море так же поглотило его родных. Возможно, их призраки сейчас плавают в воде вместе со мной.

– Не бросай меня! Пожалуйста!

Медленно качая головой, Чарльз отступает еще на шаг. Он больше не видит во мне живого человека. Я ведь в море, и уши у меня ничем не защищены. Поэтому для него я все равно что мертва.

Осознав, что кричать бесполезно, я отворачиваюсь от мужа и лихорадочно соображаю, как быть дальше: цепляться за лодку или попробовать добраться до берега. Поскольку волны уже перевернули мое суденышко и до сих пор продолжается прилив, вероятно, лучше выбрать берег. Я плыву вперед, надеясь попасть в течение, которое отнесет меня к суше до того, как здесь появятся сирены или их монстры.

Но уже слишком поздно. Прошло довольно много времени с тех пор, как на острове звонил колокол, и шум ветра доносит их шепот.

Едва слышный призрачный гимн постепенно нарастает, вздымается во мне сильнее, чем прилив. Я неосознанно закрываю глаза, расслабляю мышцы и тихо, созвучно выдыхаю. Долетающие звуки уносят прочь физическую боль и успокаивают сердце, которое мучительно ноет уже несколько лет.

Певец-мужчина с превосходным басом, лучше которого я в жизни не слышала, выводит низкие ноты, полные скорби и тоски. Такое впечатление, что его песня разносится по всему простору моря… и посвящена всем заледенелым, потерянным душам, обреченным жить в его глубинах.

Невольно растягиваю обветренные губы в улыбке. Он кажется таким сломленным и печальным.

Совсем как я.

Мелодия вдруг меняется, становясь более призывной.

И она приближается, пульсирует за закрытыми веками. Звуки почти походят на рычание, и внезапно я сознаю, что вокруг меня в воде что-то движется, мелькают тени.

В этот момент море невидимыми пальцами сжимается вокруг моих лодыжек, и поток тянет меня вниз. Я не издаю ни криков, ни рыданий, лишь судорожно вздыхаю и с головой погружаюсь в волны.

Уши наполняет шум воды, ревущей в такт мелодии песни. Легким уже не хватает воздуха, и я борюсь, снова силясь всплыть. Срываю с себя шарфы и пальто, разметавшиеся вокруг водоворотом тканей и красок, надеясь, что теперь сумею грести лучше. Не могу же я так умереть. Невозможно, чтобы для меня все здесь закончилось. Я ведь только набралась смелости снова стать самой собой – отбросить все стеснение и начать жить настоящей жизнью.

Содрогаясь от ледяного холода, я сражаюсь с потоками, которые призрачными руками все тянут меня вниз. Легкие уже разрываются.

Однако потоки здесь вовсе ни при чем. Тени внезапно оживают, и я вижу монстра – помесь человека с рыбой, с ввалившимися, молочно-белыми, явно незрячими глазами и чуть приоткрытым ртом, плавниками вместо ушей и хрящами, проступающими сквозь кожу на щеках.

На мгновение я потрясенно застываю.

Песня становится громче и все быстрее отдается у меня внутри. Трудно сказать, кто ее поет – та сирена, что сейчас передо мной, или та, что появляется в отдалении, или вообще какая-то другая. Все вокруг лишено красок и жизни. Я словно зависла где-то между живыми и мертвыми.

Охваченная паникой, я начинаю брыкаться в стремлении оттолкнуть сирен, которые ко мне тянутся; бьюсь, словно пойманная в сети рыба, и в своей попытке освободиться отчего-то застреваю еще сильнее. Ощутив на себе их руки, содрогаюсь от ужаса того, что должно произойти. Эти сирены утащат меня вниз, в свое логово, и отдадут в качестве лакомства своим монстрам.

Легкие нещадно горят. Я тянусь к бледной луне, которая светит высоко в небе. Ее вдруг окутывает тень.