Я обогнула его на бегу, и кони встали на дыбы. Чудовищные, огромные чёрные копыта с расколотыми подковами взметнулись в воздух прямо над моей головой, грозя опуститься на самое темечко, но я не позволила себе даже замедлиться.

Лес, по которому меня гнали, остался позади, впереди, уже совсем близко, виднелся новый.

За спиной произошло какое-то движение, — кучер спрыгнул на землю, — а мне под ноги подвернулся камень.

Я споткнулась о него, чудом устояла, но на следующем же шаге поскользнулась на влажной от росы траве и полетела вперёд.

Удар виском о шершавый ствол высоченной старой ели оказался последней каплей.

Всё.

Я больше не могла бежать, не способна была защищаться.

Оставалось только вскинуть голову, чтобы встретить свою участь лицом к лицу, и я обернулась.

Ни чёрного человека, ни чёрного экипажа на дороге больше не было.

Глава 16

Звуки и запахи вернулись.

Прозрачный, уже подсвеченный подступающей осенью рассвет наполнил лес, стерев кошмары прошедшей уже ночи.

Я ещё немного посидела под елью неподвижно, восстанавливая дыхание и пытаясь поверить в то, что за мной больше никто не гонится, а потом поднялась, опираясь на ствол.

Нужно было идти дальше — глубже в этот гостеприимный лес, прочь от пустой дороги.

Каждая клеточка в теле горела и ныла от боли, но интуиция подсказывала, что убраться отсюда мне стоило как можно быстрее.

По каким-то причинам Чёрный человек не мог больше следовать за мной, но это вовсе не значило, что он отстанет. Пугать меня с дороги, лишать воли и разума — это всё ещё было в его власти.

Вместе с тем, чем дальше я уходила в лес, тем надёжнее он меня скрывал.

Чужой, незнакомый мне и очень старый лес. Заблудиться в нём ничего не стоило, а страх перед тем, чтобы искать дорогу, был достаточно велик, чтобы эта прогулка могла стоить мне жизни.

Вот только умереть от голода и жажды в лесу было не так страшно, как снова попасться ему.

После отчаянного бега пить хотелось почти невыносимо, и я едва не вскрикнула от радости, заметив ручей.

Стараясь не думать о том, что он попался мне как будто специально, словно этот лес решил поприветствовать меня в качестве гостьи, я пила пригоршню за пригоршней и постепенно начинала мыслить связно.

Без лошади, без денег, даже без плаща, да ещё и в ужасающем виде я едва ли могла рассчитывать хоть на что-то. Сто́ит выйти к любой деревне, и местные тут же обратятся в ближайшую комендатуру, приняв меня за жертву преступления или разбойницу.

О том, чтобы явиться к герцогскому порогу, не могло быть и речи.

Либо же, напротив, это могло увеличить мои шансы на успех?

В любом случае ничего другого, кроме как идти вперёд, мне не оставалось. Нужно было добраться до людей и попытаться выяснить, где же я в конечном счёте оказалась и как далеко от этих мест герцогство Керн.

Я споткнулась и едва не упала, в последний момент испугавшись того, что побежала вовсе в противоположную сторону.

Что, если пеший путь растянется на несколько дней?

Что, если добраться туда пешком окажется вовсе не реально?

Смогу ли я при необходимости украсть лошадь?

Бояться любой из этих перспектив было уже поздно — по тысяче объективных причин вернуться к Монтейну я уже не могла, иного выхода, кроме как продолжать двигаться вперёд, не знала.

Рассечённое ветками лицо горело, как от пощёчин, ушибленная нога болела, но я запретила себе хромать, зная, что потом будет только хуже.

Ни под ноги, ни по сторонам я особенно не смотрела — лес всегда бы лесом, а этот, к моему великому удивлению, продолжал вести меня сам.

Подарив ощущение безопасности, он указывал дорогу, помогая выбирать одно из десятков одинаковых направлений. Я почти потеряла счёт времени, следуя за ним, и очнулась, лишь выйдя на поляну.

У самого её края, почти скрытый зеленью, стоял дом с высоким крыльцом. Он, очевидно не был брошен, но был пуст.

Поднявшись по ступеням, я подёргала запертую дверь, а потом села на террасу, переводя дух.

Если есть дом, значит, поблизости должна быть и вода.

В покое тело начало ныть от усталости ещё сильнее, и не позволяя себе такой преступной слабости, я встала и обошла дом круго́м.

Он оказался больше, чем показалось вначале, а за ним и правда нашлась и конюшня с амбаром, и колодец.

Люди здесь как будто не жили, но бывали время от времени.

Не зная, чего хочу больше, встретиться с хозяевами и как минимум спросить у них дорогу или сбежать как можно дальше до их появления, я вытащила ведро свежей воды, попила и умылась, а после опустилась на траву, почти повторяя позу Чёрного Барона — прислонилась к стенке колодца и вытянула ноги.

Даже если бы мне попалась еда, прикасаться с ней не стоило — после такой ночи меня должна была свалить усталость, а этого было нельзя.

Нужно было идти дальше.

С болезненным стоном поднявшись, я отправилась на поиски тропы, и очень быстро эти поиски увенчались успехом.

Трава оказалась характерно протоптана, и дорожка уводила дальше в лес.

По всей видимости, был какой-то короткий путь, которым можно было пользоваться, не выходя на дорогу.

Сейчас меня это более чем устраивало, и пригладив растрёпанные волосы, из которых забыла вытащить застрявшие обломки веточек и листья, я пошла вперёд, чтобы очень скоро снова остановиться.

Новая поляна оказалась усыпана крошечными розовыми цветами. Они были совсем маленькими, но росли часто-часто, так, что казалось, что их здесь больше, чем высокой зелёной травы.

Опустившись на колени, я даже погладила их ладонью, любуясь этой ни на что не похожей красотой. Вся моя предыдущая жизнь прошла не так далеко отсюда, но ничего подобного видеть никогда прежде не доводилось.

Должно быть, об этом говорил Вильгельм… Уил. Теперь, когда мы потерялись окончательно и надежды на новую встречу не было, стало можно снова назвать его мысленно Уилом.

Об этом он, по всей видимости, мне рассказывал, в этом видел смысл своих странствий — встречать что-то новое и неизведанное, любоваться миром, которого никогда не узнал бы, живя на одном месте.

Смогу ли я когда-нибудь испытать что-то подобное далеко отсюда? Позволить себе перестать бояться и вспоминать о пережитом лишь как о страшном сне?

Оттолкнувшись ладонью от земли, я пошла дальше.

От поляны расходились две тропы,