«Чёрта с два».

На этот раз я совершенно точно сказала это мысленно и снова бросилась вперёд.

Картинка пропала.

Не было больше ни чудовищной тишины, ни фигуры в чёрном плаще — то ли он наигрался, то ли я отказалась смотреть, это было уже не важно.

Силы были на исходе, но я продолжала бежать, превозмогая себя, заставляя собственное тело совершать невозможное.

Вокруг стало уже совсем черно.

Лес сгустился, верхушки деревьев почти закрыли от меня небо.

Я не хотела умирать, не увидев неба.

Почти врезавшись в широкий старый дуб, я заставила себя оглянуться.

Никого. Ничего. Так обманчиво спокойно.

Я купилась бы на это, если бы не всё та же ненормальная тишина, заставившая даже ночных птиц заткнуться.

И не моя сила.

Она извивалась во мне, глухо мычала и ликовала, почуяв своего настоящего хозяина.

Она рвалась к нему, и, должно быть, привела бы меня прямо к нему в лапы, если бы не одно маленькое «но».

Монтейн был прав.

Я поддалась на её искушение. Сама того не поняв, не подумав, не просчитав последствия, я приняла её. Дала ей своё согласие и заставила служить себе, когда наслала несуществующую в реальности болезнь на свою деревню.

Договор был заключён, мой ход сделан, и она не могла мне не подчиниться.

Не могла до тех пор, пока он не отзовёт её, не прикажет оставить меня.

Да только он хотел получить свою плату.

Почему бы то ни было, но младенец, которого я могла подарить ему, стоил того, чтобы побегать по лесу, и я просто обязана была использовать это.

И бежать.

Не чувствуя под собой дрожащих ног, не слыша собственного сорванного дыхания, я снова бросилась вперёд, а потом лес превратился для меня в нечто бесформенное и вязкое, похожее на болото.

Временами мне начинало казаться, что я ношусь по нему кругами.

Иногда мерещилось, что это уже совсем другой лес, ещё более старый и страшный.

Я бежала и бежала, останавливалась, чтобы отдышаться, и бежала опять, а потом поняла, что где-то там высоко небо начинает сереть.

Мог ли рассвет ослабить его, заставить убраться обратно в преисподнюю, из которой он вылез, скрыться в зыбком чёрном тумане?

Я знала, что нет.

Время суток или время года не имели для него значения, если он шёл за чем-то своим. За тем, что принадлежало ему по праву.

Моетейн был прав.

Признавая это, я всё ещё не была готова сдаться.

Пробравшись через густой кустарник, я тихо охнула, потому что впереди, за поредевшими деревьями, показалась новая дорога. Вместо того чтобы безвозвратно заблудиться в этом лесу, я выбралась к людям.

Не зная, где именно нахожусь и как далеко оказалась от цели своего пути, но это было лучше, чем пропа́сть навсегда в чёрной чаще.

Раздвинув ветки, я шагнула вперёд, почти поверив в то, что и на этот раз мне удалось вырваться.

А потом передо мной возникает экипаж.

Он словно вырос из-под земли, преграждая мне дорогу, прямо передо мной оказалась пока что закрытая дверь.

Я увидела его так близко, что смогла разглядеть вбитые в него, но тут же шарахнулась назад.

Не страшно стало даже оглянуться, потому что теперь я знала точно: его там нет. Он не стоит позади меня, не идёт по следу.

Он сидел внутри и ждал, чтобы я упала и заплакала, чтобы сама согласилась присоединиться к нему.

Едва не падая, путаясь в собственном подоле, я ринулась вперёд, обгоняя оставшийся стоять на месте экипаж, чтобы снова попытаться выскочить на дорогу.

На помощь людей я не надеялась, да и не было тут в такой час никаких людей. Но там, за доро́гой, чернел новый лес, и почему-то мне казалось, что надо туда. Что именно он спрячет меня так надёжно, что никто не догонит и не найдёт.

Спасёт так же, как спасла сила Монтейна, которую он разделил со мной в момент нашего соития. Именно она позволила мне продержаться так долго, она помогла выдержать и не упасть без сил ещё несколько часов назад. Сама бы я так не сумела.

Экипаж снова возник передо мной, и на этот раз я успела увидеть, как кучер повернул голову, а лошадь, вместо глаз у которой были чёрные провалы, наполненные тем самым туманом, дёрнула ухом.

— Катись к чёрту, тварь. Катись к чёрту!

Я выкрикнула это задыхаясь, и снова побежала вперёд.

Экипаж преградил мне путь в третий раз.

Он больше не пытался поймать меня, но и не выпускал из леса. Давал вполне очевидный выбор: либо к нему, либо умирать здесь, и оказаться у него уже полуживой, неспособной ни на какое сопротивление.

Отвергая это предложение, я сделала несколько шагов назад, красноречиво скрываясь за деревьями, вдохнула и быстро пошла вперёд.

Экипаж тоже тронулся, медленно покатился по дороге почти вровень со мной.

На этот раз кони шли по земле, но я по-прежнему не слышала ни скрипа колёс, ни стука копыт.

Он был, но его как будто не было.

Мог ли он существовать лишь в моём воображении?

Могла ли я сойти с ума?

Стиснув зубы, я запретила себе даже и думать об этом.

Он был настоящим.

Лес был настоящим.

И Вильгельм Монтейн, с которым я была так счастлива прошлой ночью, тоже был.

Он в действительности существовал где-то там далеко позади. Быть может, метался в растерянности по пустой деревне, поняв, что меня нет.

После того как он спас меня, как избавится от тел убитых мною подонков, после того как он для меня пел… Я просто не могла подвести его.

Дважды я использовала доставшуюся мне силу, чтобы убить. Впервые — случайно. На берегу озера — по доброй воле.

Пока мой род был что-то должен её хозяину, она должна была охранять нас.

Я остановилась, и чёрный экипаж замер на дороге, отстав от меня не больше, чем на десяток шагов.

Это было рискованно.

Это было безумием.

Это было единственным моим шансом.

— Ну давай, чёртова сука. Сбереги меня.

Я процедила это сквозь зубы, а потом собрала остатки сил и ринулась вперёд.

Весь мой гнев, весь мой страх, вся моя боль и досада — всё в эту минуту было направлено на них. На этих адских лошадей, на безмолвного кучера, на того, кто скрывался внутри.

Они всё-таки заржали. Не издали ни звука, ничего, что напоминало бы настоящих коней, но я почувствовала, как отчаянно, как яростно пошёл рябью воздух.

Экипаж