— Филя, это важно! Очень тебя прошу!

— Чего важного-то? Важно — это когда ты истинного найдешь...

— Так я же нашла! Нашла! Не видишь?.. Погляди, вот же...

Постучала пальцами по ключицам, привлекая внимание ворчуна.

Там начиналась бледно-бирюзовая вязь, появившаяся, как только я нырнула с корабля в воду; тянулась витиеватыми линиями к шее, разветвлялась. Я до сих пор чувствовала жжение: кажется, вязь меняла форму. И будет менять, пока я не найду того, из-за кого она появилась. А если не найду, она совсем потухнет. Будет видна, но не так отчетливо.

Но это мелочь по сравнению с тем, что я больше никогда не смогу полюбить. Сердце никого не пожелает, а значит, быть мне старой девой, как тетушка… Буду с ней в лесу жить, пока красота русалочья не начнет увядать.

Филя всмотрелся, глазенки свои светящиеся сузил, а после взметнул громадными крыльями, выдав:

— Ой, и правда... Вязь проявилась! Слабенькая только чего-то... Странно. Надо Вулье показать. Чего ж молчишь-то, мелкая? Заходи скорее!

Он перепрыгнул на другую ветку, поддел острым клювом веревочку, конец которой был где-то под водой, потянул вниз…

Раздался глухой скрип. Наконец открылась на дне дверца.

— Шустрее!

Похоже, только ради меня тетушка сделала тоннель под землей, ведущий от речки прямо в ее дом. С другими-то она виделась на берегу, даже сестер моих к себе не пускала. Возможно, потому, что им не так мила жизнь на суше... А нас с тетей связывает нечто большее, чем кровь: мы одинаково горячо любим землю.

Проплыв через узкий проход, вынырнула и оказалась внутри дома. Ямка, наполненная водой реки, находилась практически посередине комнаты, поэтому тетя частенько попадала туда ногой и ругалась на все и всех... Так громко, что уши начинали нещадно болеть.

Приподнялась на руках, присела на пол, оставляя хвост в воде, и огляделась.

Нет здесь тетушки.

Но вот на длинном столе у стены беспорядок, а значит, не спала тетя вовсе. Варила что-то… В воздухе витает запах трав — мяты и лаванды. Ступка опрокинута на пол, в щели стекает темно-лиловая жижа. И книги разбросаны, шкаф почти пустой, будто мимо табун троллей пробежал и все древние фолианты разом попадали с полок.

А где ж сама тетя?

Не могла она далеко уйти. В каминной топке грелся котелок, в котором что-то противно булькало. Оставить без присмотра что-то варящееся в мастерской тетушки то же самое, что по собственной воле поджечь фитиль пушки, жерло которой направлено на дом.

— Тетушка! Ты сильно занята?.. Поговорить нужно!

— Да не вопи ты, килька недоделанная, — послышался откуда-то сверху хрипловатый, будто простуженный, голос.

По покрытой чешуйками спине пробежал холодок. Вскинула голову, чувствуя, как напрягается тело, готовое нырнуть обратно в воду.

— Ох, морской черт… Что ты там делаешь?..

Тетушка сидела на пересечении брусьев под крышей, почти доставая головой потолка. Просто сидела с закрытыми глазами, беззаботно болтая босыми ногами. Подол легкого темного платьица медленно покачивался в такт ее движениям.

— Думаю, — резко ответила она и прокашлялась. — Всю ночь готовила…

Голос ее наконец изменился: стал более приятным, мягким и мелодичным. Кажется, она только и делала, что кричала всю ночь, а не готовила…

— Заказ необычный поступил, — выдохнула жалобно. — Нужно приготовить партию зелий, усиливающих те магические способности, к которым меньше всего предрасположен маг. Но при этом необходимо, чтобы зелье блокировало его истинную магию…

— О-о-о… звучит сложно…

Кивнула понимающе и сразу же опустила голову. Тяжеловато сидеть так — с поднятой головой…

— Спустись, тетушка. Мне поговорить с тобой нужно…

В ответ раздалось колкое:

— Знаю я, о чем ты поговорить хочешь. Потому сразу отвечаю: не бывать этому.

Вот же вредина старая! Я ведь даже и слова о том, что случилось, не сказала, а она… знает! Вот каков дар провидицы… Она единственная у нас в роду такая. Многое наперед узнать может. Многое, да не все…

Досадливо поджала губы, следя, как тетя ловко спускается по деревянной колонне. Она спрыгнула, поправила платье, стряхнув с него пыль, выпрямилась, улыбнулась…

Ведьма. Самая настоящая ведьма! Ведь невозможно, утратив русалочью силу, оставаться такой красивой! Это нам с рождения даровано — обладать красотой, которая ослепляет бедных моряков, тех счастливчиков, кому удалось русалок повстречать. А тетя, как покинула море, начала терять этот дар. Но нашла ж все-таки, хитрая, способ оставаться молодой и по-прежнему всех очаровывающей…

Высокая, статная, с темно-каштановыми волосами, волнистыми прядями достающими до узкой талии. Кожа чистая, смуглая. А глаза какие! Загляденье. Яркие, отливающие золотом. Стоит ей только улыбнуться, только пальчиком поманить — как все мужчины, потеряв дар речи, любой приказ ее исполнить готовы.

Я уже хотела было высказать все как на духу, сказать, как помощь мне ее нужна, но нас отвлек стук в маленькое оконце. Филин стучался.

— О, вот значит как, — усмехнулась тетя. — Теперь в дымоход он не лезет...

Не знаю, что она имела в виду, да и спрашивать не стала: не до того мне было.

Тетушка открыла окно, Филя влетел, присел на спинку стула.

— Ты видела, Вулья? Видела? — восторженно начал он. — Мелкая вязью обзавелась! Да приглядись… Непростая вязь-то.

— Угомонись ты, — рявкнула тетя. Прошла к столу, подняла с пола ступку. — И без тебя почувствовала… Но ответ мой прежний.

— Но почему?! — возмутилась, ударив хвостом по стенке под водой.

— Мирабель! А ну не буянь! Хватило мне одной принцессы, влюбившейся в земного… Нечего и тебе на сушу соваться.

— Тетя! Так ведь истинный он! Здесь все по-настоящему... Настоящая любовь!

— Любовь, как же… — фыркнула эта гаргулья, скривившись, и как-то злобно бросила ступку на стол. — Что ты вообще знаешь о любви между мужчиной и женщиной?

Совсем нежданный вопрос в одно мгновение остудил пыл. Смутилась я слегка, потупила взгляд, сложив на хвосте руки.

— Ну… это же как у моей сестры и ее принца. Они же любят друг друга… Она ему подарила первый поцелуй, а он ее замуж позвал…

— Вот же глупая рыба! — рассмеялась вдруг ведьма. Звонко, ехидно. — Думаешь, в жизни все так просто? Думаешь, твой пират тебя замуж позовет? Обдурит он тебя, глупая! Воспользуется твоей наивностью, а если уж правду расскажешь — послужишь ему средством обогащения.

— А я не скажу! Ну помоги, тетушка! Жалко тебе что ли?

Ехидная улыбочка вмиг спала