Значит, убийца — настоящий дракон? Только в нашем случае не огонь, а лед.
Сердце забилось, а на губах появилась странная улыбка.
Я застыла.
Воздух в комнате стал гуще. Холоднее.
“Его легко узнать по силе магии…” - пронеслось в голове.
Значит, ты — не просто убийца.
Ты — чудовище.
Настоящее. Живое. С телом, которое может гореть или замерзать по твоей воле.
Вот тебе и зацепка!
Я быстро стала листать книги, а потом замерла, глядя на рисунок ледяных драконов. У меня сейчас такое чувство, словно меня подняло на американских горках, а потом резко дернуло вниз.
“Беспощадные порождения холода, демоны зимы”, - прочитала я, а сердце замерло. - “О том, что приближается ледяной дракон, люди понимали по внезапному инею, который расползался по их жилищам”.
Он!
Глава 56
Я почувствовала, как дыхание стало чаще и глубже, словно я была на шаг к разгадке волнующей тайны.
Я смотрела на картинку и видела темную чешую, как ночное небо, с отливом синевы, как ледяное северное сияние.
Широкие крылья, способные закрыть солнце.
Его голос — не шёпот, а грохот ледяного водопада, падающего в бездну.
Его дыхание — снежный буран.
Казалось, по телу пробежали мурашки, а я вспомнила иней на зеркале, прикосновение, поцелуй.
Взяв себя в руки, я сделала долгий выдох и одним глотком допила остывший чай, позвала Бэтти, чтобы она унесла поднос.
Часы пробили полночь. Я встала, сложила книги в аккуратную стопку и даже поблагодарила их за помощь.
Кольцо магией запечатало дверь в библиотеку, а я направилась по пустому коридору.
В моей комнате было тихо. Лишь роскошные коробки с бантами стояли на столике.
Моя рука потянула за одну ленту, доставая тончайшую полупрозрачную ночную сорочку.
Я позвала служанок, которые помогли снять платье и принять ванну.
Служанки вышли, тихо прикрыв за собой дверь. В комнате повисла тишина, нарушаемая лишь легким шелестом ветра за окном и треском углей в камине.
Я стояла перед зеркалом, глядя на себя. На ту, кем я была, и на ту, кем становилась. Монашеская сорочка, принесенная служанками, лежала на кровати — белая, длинная, с высоким воротом, как символ покорности, как напоминание о том, что я должна быть невидимой, скромной, чистой. Как будто десять лет жизни под одной крышей с человеком, который считал меня вещью, не сделали меня достаточно чистой для этого мира.
Я взяла новую ночную рубашку. Тонкую. Шелковистую. Почти прозрачную. Цвета тумана на рассвете. Я медленно надела ее поверх кожи, чувствуя, как ткань скользит по плечам, по спине, по бедрам. Она облегала тело, как вторая кожа, как обещание чего-то запретного.
И тогда я увидела.
Рубашка безбожно просвечивала.
Не просто слегка. Не намеком. А так, что каждый изгиб моего тела был виден сквозь тонкий шелк. Каждый контур. Каждое дыхание, которое поднимало грудь. Каждое движение, которое рисовало тень на коже.
Я замерла.
Щеки вспыхнули. Стыд? Нет. Это было что-то другое. Что-то более древнее. Что-то, что пульсировало где-то глубоко внутри, там, где раньше была только пустота.
Это была память тела.
Память о том, что я была живой.
До того, как меня превратили в статую в пышном платье.
До того, как меня научили дышать только тогда, когда мне разрешат.
Я посмотрела на свое отражение.
Нет… Нужно снять ее. Что-то это прямо чересчур!
Я представила на секунду, что Лиор увидел бы меня в этой рубашке и… Разумеется, осудил бы. Да мне даже слугам ее показывать стыдно!
Я потянула ее вверх, понимая, что весьма недооценила модель, но на зеркале появилась трещина. Она стала разрастаться, расползаться красивым узором.
Лед начал ползти по стеклу.
Тонкие хрустальные нити, как паутина, разрастались во все стороны, спускались вниз по обоям, покрывая ковер серебристым панцирем. Потом — двери, словно запечатывая ее коркой льда. По цветам в вазе, которые мгновенно покрылись ажурным инеем, словно их вырезали изо льда.
Воздух сгустился. Стал плотным, как вода. Даже дышать стало тяжело. Каждый вдох — как глоток зимы.
Я не обернулась. Я знала, что он смотрит. Знала, что его взгляд уже скользнул по мне, через тонкую ткань, до самой кожи. Что он видит всё. Что он знает, как бьется мое сердце. Как дрожат пальцы. Как между бедер разливается тепло, смешанное со страхом.
— Ты… — прошептала я, голос дрожал, но не от холода. — Ты вернулся…
Его рука в черной перчатке легла на мое плечо. Легко. Едва касаясь. Но кожа под тканью вспыхнула, как от удара.
Тепло, смешанное со льдом, разливалось там, где я давно забыла, что можно чувствовать.
Потом — ниже. По ключице. По груди.
На коже под тканью — появлялись узоры: тонкие, колющие, как шипы розы, но с холодом, который жёг, как огонь.
Мне хотелось кричать.
Мне хотелось стонать.
Я жива. Впервые за столько лет я чувствую себя живой.
Я закрыла глаза.
Моё дыхание сбилось.
Сердце застучало, как часовой механизм, разорванный на части и снова собранный в ужасной, величественной симфонии.
— Ты не должен… — начала я, но слова растворились, как снег на языке.
Я провела рукой по изморози на своей коже. На секунду я закрыла глаза, вспоминая другое прикосновение — тёплое, золотистое, которое лечило мои раны. Прикосновение Лиора. Один оставил мне боль, другой — исцелил. И оба заставили меня чувствовать себя живой. В этом была настоящая опасность.
Рука убийцы опустилась еще ниже. К талии. Затем — к бедру. Перчатка провела по внутренней стороне, оставляя за собой тонкую линию льда, которая сразу же вспыхнула болью и желанием.
— Зачем… — прошептала я, пытаясь сжать колени.
Пальцы
