Для «Яблок Раздора» я использовала сок горького «змеиного корня», который рос у подножия камня, смешивая его с намерением вызывать подозрительность и гнев. Для «Яблок Дальнего Слуха» я нашла крошечные, похожие на колокольчики цветы, которые, как оказалось, улавливали и усиливали звуковые вибрации. Каэлен, наблюдая за моей работой, иногда помогал – то своей магией огня создавал идеальную температуру для роста капризных саженцев, то делился знаниями о свойствах местных трав, почерпнутыми из древних книг.

Однажды вечером, когда мы сидели у очага, перебирая выращенные плоды, он вдруг взял мою руку. Я замерла. Он провел большим пальцем по мозолям и царапинам на моей ладони, его прикосновение было неожиданно нежным.

— Ты заслуживаешь большего, чем это, — сказал он тихо, глядя не на меня, а на мои руки. — Шелк, драгоценности, покой…

— Нет, — ответила я, и наши взгляды встретились. Я увидела в его глазах не жалость, а что-то другое, более глубокое. — Я никогда не чувствовала себя на своем месте так, как здесь. Создавая что-то. Выращивая.

Он долго смотрел на меня, потом медленно кивнул, словно наконец-то понял что-то очень важное обо мне. И о себе.

На третий день первая партия нашего «оружия» была готова. Яблоки Смятения, Раздора, Дальнего Слуха – каждое было аккуратно уложено в отдельную корзину, помечено только мне понятными знаками.

Каэлен отдал последние инструкции Бьорну и другому гвардейцу, молодому парню по имени Финн. Они должны были под видом торговцев дичью проникнуть в деревню, а оттуда, через сеть верных Каэлену слуг, передать корзины в крепость. Прямо в руки старой Марты на кухне.

Напряжение висело в воздухе. Первый, самый рискованный этап нашего плана начинался.

Мы стояли у прохода в шипастой изгороди, провожая взглядом две фигуры, растворяющиеся в предрассветном тумане. Они несли в своих руках не просто яблоки. Они несли семена хаоса, которые мы собирались посеять прямо в сердце вражеского лагеря.

Я посмотрела на Каэлена. Он смотрел на меня. Мы были не Лордом и его изгнанницей. Мы были союзниками. Заговорщиками. Двумя душами, стоящими спиной к спине против всего мира. И все, что нам оставалось – это ждать, взойдут ли наши посевы.

Глава 36

Время замедлилось, сгустившись в тягучее, напряженное ожидание. Дни после ухода Бьорна и Финна превратились в бесконечную череду часов, отмеренных не сменой солнца и луны, а биением собственного сердца. Мы отправили наши яблоки – наши семена хаоса – во вражеский стан и теперь могли лишь ждать. Ждать, когда они прорастут.

Эта вынужденная праздность действовала на Каэлена разрушительнее любой битвы. Он, привыкший повелевать, действовать, рубить узлы одним ударом меча, теперь был заперт в моем саду, вынужденный полагаться на хитрость, терпение и… магию растений.

Он мерил шагами узкое пространство моего домика, как пойманный в клетку дракон, его энергия, лишенная выхода, заставляла трещать поленья в очаге и дрожать воздух.

Я пыталась занять его, отвлечь. Не из жалости, а скорее из инстинкта самосохранения – его сдерживаемая мощь была почти осязаема и грозила взорваться.

— Раз уж вы разбираетесь в стратегии, — сказала я однажды днем, когда его молчаливое хождение из угла в угол стало совсем невыносимым, — научите меня хотя бы держать кинжал правильно. Кажется, в этом мире это более полезный навык, чем умение отличить пион от розы.

Он остановился, посмотрел на меня с удивлением. Потом на его губах мелькнула тень усмешки.

— Хорошо, — кивнул он. — По крайней мере, это лучше, чем сверлить взглядом стену.

Наш первый урок прошел на небольшой поляне внутри моего колючего барьера. Он дал мне свой дорожный кинжал – идеально сбалансированный, с рукоятью из черного дерева. Он показывал стойку, хват, простые блоки и выпады. Его движения были плавными, смертоносными, как танец хищника. Мои – неуклюжими, неловкими.

— Не так, — его голос, низкий и рокочущий, раздался прямо у меня за спиной. — Ты слишком напряжена. Вся сила в бедрах, в повороте корпуса.

Он подошел сзади, его тело почти касалось моего. Одна его рука легла мне на талию, направляя поворот, другая накрыла мою, сжимавшую рукоять кинжала, корректируя хват. Я замерла, чувствуя его тепло сквозь тонкую ткань платья, его дыхание у виска. Воздух между нами снова загустел, наполнился знакомым, опасным напряжением. Но на этот раз в нем не было гнева. Только чистое, незамутненное влечение. Он тоже это почувствовал. Его рука на моей талии на мгновение сжалась сильнее, а дыхание сбилось.

Мы простояли так несколько бесконечных секунд. Потом он резко отступил, его лицо снова стало непроницаемым.

— Достаточно на сегодня, — бросил он и отошел, оставив меня одну, с бешено колотящимся сердцем и дрожащими руками.

Вечерами мы сидели у огня. Тишина больше не была враждебной. Она стала… наполненной. Мы начали говорить. Не о войне, не об Изольде. О другом. Он рассказывал о своем детстве в холодных залах крепости, о суровом отце, который видел в нем не сына, а лишь наследника, о бесконечных тренировках, о бремени власти, что легло на его плечи слишком рано. Я впервые видела в нем не могущественного Лорда, а человека, чье одиночество было таким же глубоким, как и мое.

Я, в свою очередь, рассказывала ему о Земле. О дожде, стучащем по асфальту. О запахе кофеен. О музыке, льющейся из крошечных коробочек. О небе, расчерченном белыми следами железных птиц. Он слушал, и в его глазах я видела не недоверие, а жадное, почти детское любопытство. Он пытался представить этот невозможный мир без магии, мир, который породил меня.

Однажды он заметил шрамы на моих руках, оставленные работой в саду и недавней битвой. Он взял мою ладонь в свои – огромные, сильные, способные крушить камень, но сейчас такие нежные пуки. Он провел подушечкой большого пальца по загрубевшей коже, по тонким белым линиям.

— Ты заслуживаешь не этого, — сказал он тихо, глядя на мои руки.

Он долго смотрел мне в глаза. И я увидела, как в их синей глубине что-то сдвинулось, перестроилось. Он наконец-то понял. Понял меня.

Той ночью, когда за стенами домика завывала первая настоящая зимняя метель, а мы сидели у огня, он