за неё в реальности, которая рушилась у неё под ногами.
Комната была тёмной, но она видела всё слишком отчётливо. Каждая трещина в камне, каждая соринка на полу, каждая тень казались выпуклыми, болезненно чёткими. Мир словно кричал ей в лицо, и от этого хотелось закрыть глаза, спрятаться, но и в темноте не было облегчения.
Она провела рукой по волосам, и движение показалось ей чужим, как будто это не её тело. То, чем она стала, отзывалось в каждом вдохе, в каждом биении сердца… или в том, что осталось от сердца.
«Вампир».
Слово резало изнутри, как заноза, и кровь в жилах будто отравляла её саму. Она должна была охотиться на таких, как сама. А теперь…
Злость поднималась, но не находила выхода. Она могла разбить зеркало, разорвать простыню, сломать мебель и ничего не изменилось бы.
Дамиан, действительно, сделал это. Он запер её в собственной плоти, переплавленной, чужой, и бросил, даже объяснения, даже тени оправдания рядом не было.
– Ненавижу… – прошептала она в пустоту. Голос сорвался, низкий и сиплый, и от собственного звука её передёрнуло.
Ненависть была настоящей, но стоило только подумать о нём и сердце, это новое сердце, сжалось, словно кто–то выкрутил все её чувства до предела. Каждое воспоминание о его взгляде, о его голосе, о том, как он касался её – всё это теперь било в неё, как удары молота.
Она ненавидела и тосковала. Злилась и жаждала его так, что грудь сдавливало.
Эмоции вспыхнули и рухнули, словно обрушилась стена. Она осталась в пустоте, где даже злость показалась слишком тяжёлой. Тело налилось свинцом, руки стали чужими и неподъёмными. Ей не хотелось даже моргнуть.
Аделин обхватила себя руками и медленно опустилась на пол. Камень был холодным, но она не чувствовала холода. Она вообще ничего не чувствовала, кроме жажды, раздирающей горло.
– Где ты?.. – голос сорвался в глухой всхлип.
Аделин замерла, стиснув зубы, пока на глаза не навернулись слёзы. Они скатились по щекам, и в этом было что–то ужасающе ироничное. Плакала она как человек, но плакала уже о том, что человека в ней больше нет.
Она уронила голову на колени, позволяя слезам капать на ткань. Внутри не осталось ничего, кроме бесконечной апатии и чувства, что её душу кто–то вывернул наизнанку и оставил так, на потеху боли.
***
Торин выглядел усталым и постаревшим куда больше своих лет. Широкие плечи и крепкие руки, некогда державшие клинок с несокрушимой уверенностью, теперь казались отягощёнными собственным весом. Волосы с проседью падали на лоб, морщины у глаз углубились, но взгляд оставался тем же колючим и тяжёлым.
Он сидел за столом, заваленным картами и старыми чертежами оружия, будто в попытке найти ответы в линиях и схемах, но пальцы его сжимали не перо и не нож, а пустую кружку.
Ночной воздух был неподвижен, тишина мастерской нарушалась лишь треском лампы.
По комнате прошелся лёгкий шорох, чужое присутствие, от которого спина похолодела. Торин резко вскинул голову и уже тянулся к кинжалу на поясе, когда из тени выступил силуэт.
– Чёрт, – выдохнул охотник, пальцы замерли на рукояти. – Я бы поклялся, что здесь одни стены и я.
– Обычно так и есть, – раздался спокойный голос. Вампир, высокий, бледный, в длинном тёмном плаще, шагнул ближе, свет выхватил тонкие черты и глаза, в которых отражался огонь лампы.
Торин напрягся.
– Говори или я вгоню тебе лезвие в сердце прямо сейчас.
Незнакомец даже не дрогнул.
– Я лишь пришел передать слова. Девушка жива.
– Жива… – прошептал он, больше себе, чем гостю. – Я думал, что отправил ее на верную смерть.
– Интересное время ты застал, охотник. Пахнет переменами.
– Передай своим, что Совет придет за ней. Если сможете уберечь ее, я отдам все, что у меня есть, все, что скажете.
– Я запомню твои слова, и вампиры возьмут свою плату.
Вампир кивнул и растворился в тени так же бесшумно, как появился.
Торин остался один. Лампа мигнула, и в этот миг он выглядел не охотником, а старым мужчиной, измученным собственными решениями.
ГЛАВА 50
Аделин сидела в кресле у окна, неподвижная, как статуя. Сколько прошло времени – она не знала. Дни или часы? Вечность всё равно потеряла счёт. Мысли вязли в черноте. Даже боль отступила, уступив место пустоте.
Дверь распахнулась без стука.
– Ну и видок, – усмехнулся высокий Меро, облокачиваясь о косяк. Его взгляд был наглый, с вызовом. – Вот это наследие Левантер? Я ждал большего. – Она хотя бы выглядит неплохо, – добавил Селис, играя кинжалом, который крутил в пальцах. – Но толку, если зверь внутри уже рвётся, а она сидит и сопли размазывает. Аделин медленно подняла глаза. Её взгляд был мёртвым, но внутри на миг мелькнула искра. Слова задели. Она резко поднялась – слишком резко. Внутри рвануло. Клыки вышли сами, горло обожгло жаждой.
– Убирайтесь… – её голос сорвался, низкий, почти рычащий. – О, – Меро усмехнулся ещё шире, шагнув ближе. – Смотри–ка, шевелиться умеет.
Селис наклонил голову, прищурив глаза: – Нет, не умеет. Смотри, она даже дышит, будто тонет. Это не охотница, это тень. Что–то в груди Аделин треснуло. Она шагнула вперёд, и мгновение спустя Меро оказался прижатым к стене. Её пальцы вонзились в его горло, клыки блеснули. В голове гулом бил один зов: кровь. Она почти уже наклонилась, когда чья–то рука резко оттащила её за волосы назад.
– Довольно.
Голос прозвучал мягко, но в нём сквозила сталь. Аделин рывком обернулась. Люсиан стоял в дверях, неторопливо, с почти ленивой грацией. Его глаза блестели насмешкой, но улыбка была холодной.
– Я ожидал, что ты попытаешься. Но так? – Он сделал шаг внутрь, не сводя с неё взгляда. – Ты хуже новорождённого дикаря. – Не смей… – она зашипела, и грудь её тяжело вздымалась.
– Смей, – перебил он резко, подходя ближе. – Иссиль приказала мне научить тебя контролю. И я сделаю это. С твоего согласия или без него.
Меро потирал горло, ухмыльнулся:
– Она горячая. Мне нравится. – Тебе нравится всё, что шевелится, – отозвался Селис с усмешкой. – Тише, – Люсиан бросил на них взгляд, и оба мгновенно осеклись.
Он подошёл к Аделин вплотную. Его пальцы сжали её подбородок, заставив поднять взгляд.
– Смотри на меня, девочка. Жажда – это не хозяин. Это кнут. Или ты держишь
