ему на грудь, почувствовала бешеный стук сердца сквозь холщовую рубаху. Мой голос звучал без гнева, холодно и расчетливо. — Нет, Элиас. Просто убивать и мелко лгать — его методы. Мы будем умнее. — Я сжала ткань рубахи в кулаке. — Лукас считает, что приковал нас навечно? Тремя цепями? Настоящей, контрактом и… чувствами? — Голос дрогнул лишь на миг. — Хорошо. Пусть так думает. Пусть успокоится. А мы… — Я оглянулась на сияющий чистотой холл, на открытую дверь в мою комнату, на портрет первого Локвуда, смотревший на нас с вечной усмешкой. — Мы продолжим убирать его поместье. Аккуратно. Тщательно. Не спеша… ведь нам, как выяснилось, некуда торопиться. И времени, чтобы выяснить, что же случилось с тобой на самом деле, предостаточно. А вот когда мы все выясним… поймем, как снять цепь и сломать его планы… вот тогда… — Я так предвкушающе-кровожадно ухмыльнулась, что самой стало немного страшно.

Элиас смотрел на меня несколько секунд. Ярость в его глазах медленно сменилась чем-то другим. Уважением? Дьявольским азартом? Он кивнул. Один раз. Твердо.

— Понял.

И накрыл ладонью мою руку, все еще сжатую в кулак на его груди. Йорик, которого он подхватил под мохнатое пузо, поднимая с пола, одобрительно тявкнул, одобряя наши партизанские методы сопротивления.

— Мисс Марго? — Хорошо, мы успели отойти от двери подальше, так что вернувшийся Джонатан не мог даже заподозрить, что его разговор с Лукасом Локвудом подслушан. — Я заказал те специальные тряпки для стекол и зеркал. Пишут, что в пункте выдачи все будет послезавтра.

— Спасибо, что бы я без тебя делала. — Смотреть на господина секретаря после открывшегося секрета было… забавно и познавательно.

Я вдруг заметила то, что раньше ускользало от моих глаз: его чуть скованную позу, разворот головы, то, как он старался даже не смотреть на Элиаса. Все это давало ощущение скрытой вины, не отпускавшей парня.

Ну что ж поделать. Я ему сочувствую, конечно, вряд ли он продался от хорошей жизни. Только своя рубашка ближе к телу. И сражаться мы будем всерьез, пусть и начнем по-партизански.

Глава 28

Ночь после откровения Лукаса была… интенсивной. Злость, кипевшая в Элиасе, ищущая выхода, слилась с моей собственной холодной решимостью в вихре, который не имел ничего общего с нежностью предыдущих наших встреч.

Это был танец меча и щита, взаимное утверждение силы перед лицом врага. Мы словно ковали оружие из собственной плоти и гнева. Он был груб, почти жесток в своей потребности доказать, что его не сломить, что цепи — видимые или нет — не удержат его. А я отвечала ему тем же, кусая губы до крови, царапая спину, принимая его ярость и возвращая ее сторицей.

А когда буря стихла и мы лежали в темноте комнаты, слушая, как Йорик ворчит во сне у камина, накатила тишина.

Рука Элиаса, все еще дрожащая от адреналина, легла мне на талию. Я прижалась спиной к его груди, чувствуя под лопаткой ровный, сильный стук его сердца. Никаких слов. Они были бы лишними.

Мы поняли друг друга без них. Он — моя сила, моя крепость. Я — его ясный ум, его стратег. И мы заперты здесь вместе против общего врага. Дыхание Элиаса постепенно стало ровнее, глубже, и я почувствовала, как его медленно покидает напряжение. Только легкое, почти неосязаемое тепло на моей коже — там, где, скорее всего, была его невидимая цепь — напоминало о битве, которая только начиналась.

Следующие дни текли в странном ритме. Внешне — все, как прежде. Суета уборки. Грохот выносимого хлама. Запах свежей краски в гостиной (рискнули!). Моя комната постепенно обретала черты жилого пространства: появился коврик, пара полок для немногих вещей, и даже заварочный чайник с двумя чашками — подарок от Мэри.

Я играла роль усердной домоправительницы, поглощенной исключительно наведением порядка. Элиас, по-прежнему хмурый, но уже без той сокрушительной раздражительности, копался в библиотеке («ищу информацию», — бурчал он в ответ на вопросы) или помогал братьям Горн с особо тяжелыми предметами. Наши взгляды пересекались редко, но когда это случалось — это был не просто взгляд. Это был молниеносный обмен шифром: «Держись».

И Джонатан… Джонатан изменился. Почти неуловимо, но я чувствовала. Его каменная маска секретаря дала трещины. Он по-прежнему был безупречно точен, приносил заказы, передавал распоряжения Лукаса (в основном безобидные). Но теперь в его глазах, когда он смотрел на меня, читалось не просто служебное внимание, а… сочувствие. Глубокая, тягостная жалость. Однажды, передавая коробку с медикаментами (которые я не заказывала), он задержал ее на секунду дольше, и его пальцы слегка сжали картон.

— Вам стоит беречь себя, мисс Маргарет, — сказал он тихо, почти не двигая губами. — Работа… требует много сил. — И быстро отошел, не пересекаясь со мной взглядом.

В коробке, среди бинтов и антисептиков, лежала маленькая баночка дорогого кофе с запиской: «Для бодрости. Дж.». Это было больше, чем вежливость. Это был знак. Знак того, что его возмущение не было пустым звуком. Он чувствовал себя соучастником преступления и ненавидел это. Но его купили и посадили на цепь, как Элиаса.

А через несколько дней Лукас явился снова. Вошел уже без прежнего благоговения, но с явным удовлетворением. Хозяином, осматривающим владения. Его взгляд скользнул по невероятно похорошевшей гостиной, по аккуратным стопкам хлама у двери, приготовленного на вынос, по моему лицу, старательно сохранявшему выражение усталой деловитости.

— Потрясающие темпы, Маргарет, — заявил он, снимая перчатки. — Просто феноменально. Я начинаю верить, что вы действительно волшебница.

— Спасибо, мистер Локвуд, — я опустила глаза, делая вид, что проверяю список заказов на планшете, — стараемся. Но… — нарочито вздохнула, подняв на него глаза, полные наигранного сожаления. — Честно? Я начинаю паниковать.

Он насторожился, брови чуть приподнялись:

— Паниковать? Из-за чего? Прогресс более чем очевиден.

— Именно поэтому! — Я развела руками, изображая легкую истерику домохозяйки перед приходом гостей. — Посмотрите вокруг! Мы расчистили, вымыли, кое-где даже покрасили. Но идеал? Тот самый идеальный порядок из контракта? — Я сделала большие глаза. — Мистер Локвуд, за месяц это невозможно! А верхние этажи? А сад? Это же годы работы! Я боюсь не успеть и подвести вас! — И даже губу закусила для большей убедительности.

Лукас смотрел на меня. В