Хольда шепчется теперь с моей сестрой.

Хорошая, маленькая, послушная Фрици. Доверчивая сестренка.

Кто бы мог подумать, что Фрици будет лгать мне больше всех, едва не убьет и не лишит меня – меня! – силы.

А теперь она лжет самой себе.

О том, что ее любят.

О том, что она важна.

О том, что она в безопасности.

«В безопасности», – как забавна эта мысль.

Веселье не бывает безопасным.

12

Фрици

Путешествие в Трир отличается от нашего отчаянного бегства оттуда несколько месяцев назад.

На этот раз мы располагаем средствами, не выпрашиваем еду на рынках, где когда-то мы с Отто и Лизель выдавали себя за семью, чтобы избежать лишнего внимания. Тем, мимо кого мы проходим, становится ясно, что, хотя мы и выглядим как паломники, с нами шутки плохи. Никто не осмеливается преградить нам путь, у нас достаточно запасов, и мы переправляемся по рекам на больших баржах, а не в жалких лодках. Нам также не нужно прятаться от хэксэн-егерей – по правде говоря, ни в одном из городов, через которые мы проезжаем, хэксэн-егерей нет, и поначалу это приносит облегчение. Люди обходят нас стороной, поглядывая на Бригитту и ее стражу, явно удивляясь, как эти воинственные на вид мускулистые люди могли стать благочестивыми верующими, но никто нас не беспокоит.

Я чувствую разницу между двумя путешествиями, и мне кажется, будто я сбросила с себя гнетущую тяжесть. Ответственность за то, чтобы остановить Дитера, лежит на мне – он мой брат, часть моего ковена. Но теперь я не одна, и нельзя больше говорить, что чувство вины и бремя борьбы лежат только на моих плечах. У меня есть поддержка, есть помощники, за моей спиной отряд стражей Гренцвахе.

А еще рядом Отто. Всегда.

Тем не менее полагаться на стражей становится сложнее, когда их сосредоточенные, мрачные лица меняются, наполняясь восхищением при виде каждого города и достопримечательности.

Я догадываюсь, что они покинули Источник впервые в жизни и первый раз ушли дальше Баден-Бадена, так что, когда мы приезжаем в какое-нибудь новое место, эти строгие, грозные стражники-ведьмы превращаются в восторженных детей с широко раскрытыми глазами. Алоису хуже всех удается скрывать свое удивление перед окружающим миром, когда он глазеет на рынки и деревенские таверны так, словно попал в сказку, какую рассказывают у костра. Бригитта отчитывает его, но он опять и опять поражается новым открытиям, и это приятная возможность отвлечься ненадолго от истинной цели нашего путешествия.

Я цепляюсь за эти чудесные моменты. Улыбаюсь стражникам, когда они указывают на шпили собора, мимо которого мы проплываем по реке, и один из стражей бормочет что-то вроде: «Почему они все такой фаллической формы?»

Гораздо больше мне нравится слушать их шутки и видеть удивленные лица, чем считать дни, которые проходят без происшествий. Легкость путешествия убаюкивает.

Но чем ближе мы к Триру, тем больше эта легкость вызывает беспокойство.

Мы сходим с баржи в нескольких милях от Трира, решив идти пешком. Баржа доставила бы нас в доки, и у нас не осталось бы времени на разведку или знакомство с городом, а пешком у нас будет больше возможностей отступить в случае необходимости.

– Позволь мне уточнить, чтобы я правильно понимал причины твоего беспокойства, – говорит Алоис, бросая охапку хвороста на землю в нашем лагере. – Ты расстроена тем, что на нас не напали солдаты или jӓgers?

– Не расстроена, – уточняю я. – Просто все это подозрительно. Меньше года назад охотники обладали невероятным влиянием даже за пределами Трира, а сейчас…

Я взмахиваю рукой, как бы спрашивая: «Где они?»

Бригитта, сидящая напротив меня, хмыкает в знак согласия, затачивая меч.

– Возможно, проигрыш Дитера повлиял и на них, и где бы он ни был сейчас, у него меньше сторонников, чем раньше, а тогда его будет легко одолеть.

Потрескивающий огонь костра на мгновение привлекает мое внимание. Это… это была зеленая вспышка? Я смотрю на пламя, но ничего больше не замечаю. Возможно, немного сажи попало на бревно, и оно странно вспыхнуло.

Я качаю головой и перевожу взгляд на Бригитту:

– Звучит маловероятно. Особенно если учитывать, что мы до сих пор ничего не слышали от стражей, отправленных в Трир.

Корнелия пыталась отследить их так же, как мы пытались отследить Дитера, но безуспешно. Что может означать либо то, что их присутствие замаскировано. Либо то, что они мертвы.

Алоис присаживается на корточки рядом с пламенем, оранжевый свет падает на его лицо, когда он пытается улыбнуться.

– В худшем случае окажется, что Дитер овладел твоим разумом в момент предсмертного вздоха, и его дух прикрепился к твоему, когда его тащило в загробную жизнь, и тогда мы прибудем в Трир и обнаружим, что эта поездка была напрасной, а первый отряд просто проводит время в тавернах.

Мои брови взлетают вверх:

– Это самый худший вариант? Почему?

Алоис ухмыляется. Подсвеченный огнем, с тьмой за спиной, он выглядит как безумец.

– Потому что тогда мы не сможем убить Дитера.

Бригитта отвешивает Алоису подзатыльник. Он морщится и обиженно хмурится.

– Это же ее брат, – замечает Бригитта, бросив на меня многозначительный взгляд.

Но Алоиса это не останавливает:

– Мне кажется, наш дорогой чемпион будет первым в очереди из тех, кто захочет его прикончить.

У меня сдавливает грудь. Дыхание прерывается. Виной тому может быть как боль, так и тревога.

Я не могу понять, в чем причина моего сопротивления. Мне хочется заявить, что Дитер мне не брат, как я сказала об этом Отто. Но еще… «Да, я действительно хочу отомстить». И глубже в душе у меня прячется жестокая мысль, сотканная из горя и боли: «Я буду тем, кто убьет его. Я должна была убить его еще в Баден-Бадене».

«Я должна была убить его еще в Бирэсборне».

«Его судьба в твоих руках, Фридерика, – говорит Хольда. – Не позволяй никому влиять на то, что в глубине души ты считаешь правильным».

Я едва сдерживаюсь, чтобы не расхохотаться, не хочу показаться сумасшедшей, которая вдруг начинает смеяться над голосом, который слышит только она.

«В глубине души? – я цинично хмыкаю. – То, чего я хочу или что правильно, вряд ли важно. Единственное, что имеет значение, – это как можно быстрее остановить его».

Беспокойство Хольды