Владыка Каел вновь принялся отбивать такт тяжёлым пальцем по подлокотнику трона.

— Как бы то ни было, она не его рабыня. Это стало до боли очевидно даже для моего толстокожего владыки.

Я улыбнулся редкой самоиронии Каела.

— Я рад слышать, что вы пришли к такому убеждению, мой владыка.

— Владыка Каел и впредь будет сохранять бдительность. Он никогда не станет доверять Самиру.

Я кивнул.

— Я уверен, что Нину практически невозможно заставить сделать что-то против её воли. Но я не вижу в чернокнижнике желания управлять ею. Хотя, будь такое его волей, он смог бы. Ведь именно чтобы защитить её, он убил того несчастного юношу.

Владыка Каел молчал, затем медленно, однократно кивнул.

— Владыка Каел считает, что если Самир и вправду проникся чувствами к этой девушке, то из-за неё может разгореться война, превосходящая по своему размаху все предыдущие.

— Я придерживаюсь схожего мнения, мой владыка.

Я почувствовал облегчение, услышав от Каела столь разумные слова.

— Я буду пристально следить за ней. Если я почувствую, что Самир причиняет ей какие-либо страдания, кроме тех, что неизбежны по причине его природы, я немедля сообщу вам.

— Мы благодарим тебя, Сайлас, — ответила Илена.

«Мы?» — пронеслось у меня в голове.

Редко, когда Илена говорила от себя или о себе. И тогда я увидел её мягкую, тёплую улыбку. Эмпат, столь чуткий к эмоциям своего владыки, возможно, видела больше, чем мог предположить даже сам воин.

С лёгкой ответной улыбкой я вновь низко склонился в почтительном поклоне.

— Впрочем, это не имеет большого значения. Чернокнижник не обладает тем темпераментом или самоотверженностью, чтобы сохранить хотя бы крупицу привязанности. Он остынет к ней, и их пути разойдутся. Возможно, если этому мерзавцу наконец дадут игрушку, чтобы он наигрался и успокоился, в нашем проклятом захолустье воцарится хоть какая-то долгожданная тишина и покой. По крайней мере, на время.

Владыка Каел фыркнул с саркастическим смешком, синхронно со словами своей эмпатки.

Я сильно сомневался, что Самиру когда-либо наскучит общество Нины. Обратное же могло оказаться правдой, но это ещё предстояло увидеть. Я всё ещё не был уверен, как Владыка Каел отреагирует на знание о том, что двое влюблены. Потому я сохранял это при себе.

— Нам остаётся лишь надеяться.

— Владыка Каел надеется, что всё сложится ко благу для всех. Но он, как всегда, склонен беспокоиться, когда речь заходит о делах чернокнижника. Если беда придёт не от его руки, то обязательно от других.

Я пришёл к схожему заключению с моим нынешним Владыкой. С возвращением сновидицы и спасением нашего мира явление остальных спящих Владык было не за горами. Золтан был мирной душою и никогда не сеял распри среди окружающих. Он предпочитал дёргать за ниточки издалека, с помощью влияния и советов.

Но другие не были столь сдержанны.

И когда они восстанут, хаос неизбежно последует по их пятам.

Глава 11

Нина

Я проснулась от звуков перебранки. Тихой, но настойчивой. Два знакомых голоса спорили между собой, явно стараясь не разбудить меня, но при этом совершенно не в силах унять свой спор.

— Ты просто проигнорируешь то, что случилось? — донёсся голос Горыныча.

— Я не обязан отчитываться перед тобой, ничтожное создание, — холодно ответил Самир.

— Значит, это «да».

— Если бы я и собирался извиняться, то только перед ней, а не перед тобой.

— Она произнесла три заветных слова, и у тебя просто поехала крыша. Ты должен извиниться перед ней.

— Мои поступки оскорбляют тебя, и, кажется, я ничего не могу с этим поделать, — в голосе Самира послышалась насмешка.

— Ага, точно. Всё, что ты делаешь, оскорбляет меня. Ты вообще олицетворение оскорбления. Ходячее оскорбление.

— Как ты уже не раз говорил. А теперь замолчи.

— Придурок.

— И это лучшее, что ты смог придумать?

— Хочешь, я могу куда красочнее выразиться? Как насчёт этого? Ты платиновый, элитный, сосучий...

— Вы оба можете заткнуться в любой момент, — пробормотала я, потягиваясь и зевая.

Я лежала, положив голову на грудь Самира. Мы были в его постели. Я приподняла голову и с трудом сфокусировала затуманенный сном взгляд. Судя по обстановке, это была его спальня. Насколько я помнила, я уснула рядом с ним на полу в его библиотеке. Интересно, когда он успел перенести меня сюда?

Самир всё ещё препирался с Горынычем. Змей обвился вокруг резного изголовья кровати, словно вокруг толстого древесного сука. Я протянула руку и погладила чудище по одной из его голов. Он счастливо ткнулся мордой в мою ладонь, урча от удовольствия.

— Это он начал, — заявил Горыныч обиженным тоном.

— Я не делал ничего подобного, — возразил Самир с достоинством.

Я рассмеялась и посмотрела на Самира с нежной улыбкой. Он спал без своей маски. Сейчас он смотрел на меня с лёгкой досадой, хотя пытался скрыть собственную потеху. Но озорные искорки всё равно плясали в его чёрных, как смоль, глазах — опасные и острые.

— Что-то мне подсказывает, что виноваты вы оба, — мягко сказала я.

— Твой питомец невыносим, — проворчал Самир, бросив на змея тёмный взгляд.

— С ним поначалу непросто, это правда. Он, конечно, ещё тот козёл, но когда узнаёшь его поближе, он постепенно прирастает к сердцу, — я наклонилась и поцеловала Самира в губы. — Звучит знакомо? — игриво добавила я, прерывая поцелуй.

Он низко рыкнул. Я взвизгнула, когда он одним движением перевернул нас обоих. Оказавшись на спине, я увидела его над собой. Он опёрся на руки по обе стороны от меня, загораживая путь к отступлению.

— Ты думаешь, что можешь дразнить меня безнаказанно? — проурчал он, наклоняясь ближе.

— Фу. Нет, я не могу на это смотреть. Я всё, ухожу, — Горыныч скривился и исчез в клубе бирюзовой дымки, оставив меня наедине с усмехающимся чернокнижником. — Просто отвратительно.

— Ты в порядке? — спросила я, игнорируя комментарий змея.

Ухмылка Самира померкла, стоило мне напомнить ему о вчерашнем. Он отвёл взгляд в сторону. Я протянула руку и убрала прядь его волос за ухо, пока он пытался скрыть своё выражение лица за чёрной гривой.

— Теперь — да. Я в порядке, — произнёс он неохотно. Он прильнул к моему прикосновению, и черты его лица заметно смягчились. Казалось, даже такое простое прикосновение приносило ему утешение. — Прости за мою