— Ничего хуже обычного, — я тихо рассмеялась. — Но я за тебя беспокоилась. Серьёзно беспокоилась. Я никогда не видела тебя настолько... невменяемым. Ты вообще помнишь, что произошло?

— Смутно. Обрывки. Я тебя не ранил? Не причинил боли?

— Чуть было не ранил. Но ты вовремя остановился. Ты разнёс в щепки кресло, наговорил каких-то странных вещей и уснул прямо на полу.

На его лице мелькнуло облегчение, и он кивнул. Я почувствовала, как под моей ладонью дёрнулись мышцы его скулы. После долгой паузы он наконец нарушил молчание. Боль, звучавшая в его голосе, отразилась и в тёмных глазах.

— Я всю свою жизнь мечтал услышать, что меня любят. Мечтал об этих словах. И когда это наконец случилось, когда ты их произнесла, я... — Он тяжело вздохнул и попытался отстраниться, слезть с меня.

Я не дала ему этого сделать. Схватила его за плечи и притянула обратно. Неожиданное движение нарушило его равновесие, и ему пришлось опереться на локоть, чтобы не упасть на меня всем весом. Я притянула его лицо к своему и поцеловала — глубоко и страстно. Я пыталась без слов передать ему то, что не знала, как выразить иначе.

Я любила его. Со всем его безумием, с его жестокостью и добротой, его тьмой и его раздробленным рассудком. Я понимала, почему он погрузился в пучину отчаяния, услышав мои слова. Он привык верить, что либо не способен принять такой дар, либо этот дар никогда ему не будет дарован. А потеря остатков рассудка казалась ему более простым и вероятным исходом, чем взаимность.

Когда наши губы разомкнулись, он смотрел на меня с замешательством. В его взгляде читались и восхищение, и голод одновременно. Он навсегда остался моим тигром во тьме. Опасным и прекрасным.

— Ты прощаешь меня? — спросила я тихо.

Мне нужно было знать. После того, что я сделала. После тех слов, что заставила его произнести. Как он мог не держать на меня зла?

Он вздрогнул. Вздохнул глубоко. Его обнажённая ладонь коснулась моего лица, тыльной стороной пальцев нежно поглаживая щёку.

— Я собирался задать тебе тот же самый вопрос, — признался он.

— Я всегда буду скучать по Грише, — сказала я честно.

— Я знаю. Я это понимаю.

— Но я... — Возможно, это было неправильно. Возможно, это делало меня плохим человеком. Безнравственной, пустой и ужасной. Но он не убил Гришу ради забавы. Он не сделал это из жестокости или развлечения. Воспоминание о его смерти будет преследовать меня ещё долго-долго. Может быть, всегда. Теперь у меня будет возможность — это выяснить — ведь времени у меня теперь достаточно.

Я подняла руку к его щеке. Кончиком пальца я провела по одной из тёмных линий, бегущих по его лицу словно трещины. Боль, отразившаяся в его глазах, боролась с наслаждением от моего прикосновения. Кажется, она поглощала его целиком, когда он закрыл веки. Он явно готовился принять моё осуждение и отвержение.

Чёрт бы побрал тот ад, в котором я оказалась.

— Имеет ли вообще значение, прощаю я тебя или нет? — спросила я мягко. — Я люблю тебя, Самир. Просто люблю.

Он склонился ниже. Прильнул лбом к моему лбу. Спустя долгую паузу я вдруг поняла, что мои пальцы на его щеке стали влажными. Он плакал. Беззвучно, но слёзы текли по его лицу. Я подняла обе руки, чтобы нежно смахнуть их. Затем приподняла голову, чтобы снова поцеловать его.

Сначала его поцелуй был нежным. Осторожным. Ищущим утешения и подтверждения. Но потом что-то в нём словно лопнуло. Словно туго натянутая тетива, достигшая предела. Он прижался ко мне сильнее, его объятия стали настойчивыми, почти грубыми, полными голода.

Самир прильнул ко мне всей тяжестью своего тела. Он принялся отвечать на мой поцелуй с той же страстью, что и я. Когда его ладонь скользнула вверх по моему бедру, задирая край ночнушки, я тихо ахнула. На мгновение оторвалась от его губ.

Он внимательно посмотрел на меня. Явно удивляясь, что прервало его. Одна его бровь изогнулась в безмолвном вопросе.

— Я бы хотела принять душ, прежде чем мы продолжим, — сказала я ему и поцеловала в линию челюсти. — Если ты не против, конечно.

— Неужели? — в его голосе послышались тёмные нотки. — Что ж.… проси, и дано будет тебе, — проурчал он с дьявольской ухмылкой.

В его глазах, похожих на пролитые чернила, вспыхнула опасная искра. Эта тёмная проказа в его взгляде служила мне единственным предупреждением о грядущих неприятностях.

Мир вокруг внезапно опрокинулся и завертелся. Я уже успела привыкнуть к телепортации, но переход из горизонтального положения в свободный полёт был для меня в новинку. Я вскрикнула от неожиданности. Горячая вода внезапно окружила меня со всех сторон, и на мгновение я запаниковала. Дезориентированная, я потратила несколько драгоценных секунд, чтобы сообразить, где верх, а где низ.

Барахтаясь и хлебая воду, я отчаянно нащупала ногами каменное дно бассейна. Мне наконец удалось встать на ноги. Моя голова оказалась на поверхности. У меня кружилась голова от резкой смены положения. Вода была невероятно горячей, что лишь усугубляло моё смятение и дезориентацию.

Я откинула мокрые волосы с лица. Откашлялась, очищая рот от воды. Лишь сделав глубокий глоток воздуха, я осознала, что кто-то смеётся. Самир. Он смеялся надо мной!

Протерев глаза, я огляделась по сторонам и сразу поняла, где мы оказались. Его горячий источник. Он привёл нас сюда телепортацией и просто швырнул меня в воду!

— Ах ты же мерзавец, что ты... — начала я возмущённо, но не смогла продолжить.

Я отвлеклась на зрелище того, как он медленно спускается по каменным ступеням в воду. Совершенно голый. Капли воды стекали по его телу. Он погрузился в воду по пояс и начал приближаться ко мне с улыбкой демона на лице.

— Ну что, прощаешь меня теперь? — поддразнил он, явно наслаждаясь моей реакцией.

Нежная минута растаяла без следа. Она уступила место его тёмному юмору и голоду.

— Ты — козёл, — выдала я, пытаясь не смотреть на него и проигрывая в этом.

— Запомню, — он усмехнулся. — Но, насколько я слышал от тебя же, подобные создания имеют свойство прирастать к людям. Так что я не волнуюсь особо.

— Ха-ха. Очень смешно, — я скрестила руки на груди. — Зачем ты вообще швырнул меня в воду?

Он поймал мой