— Ничего, — пожимает плечами. — Показалось, что бледная какая-то.

— Если честно, голова немного болит, — признаюсь и опять сдавливаю виски.

— Ммм, — тянет матушка. — Так отпросись пораньше. Вдруг, заболела?

Ответить не успеваю, потому что раздаётся громкий стук в дверь. Переглядываемся с матушкой. Шэлдон был у нас только вчера, это точно не может быть он. Тогда кто?

— Сиди, я открою, — матушка делает успокаивающий жест рукой и выходит из кухни со странной улыбкой на губах.

А у меня внутри растёт необъяснимое чувство тревоги. Кто это может быть посреди дня, если мы никого не ждём?

— Сюда несите, в кладовую, — доносится до меня голос матушки, за которым следует тяжёлая поступь чьих-то ног.

Осторожно выглядываю из кухни, да так и замираю на месте, прислонившись к стене: мимо меня проносят корзины и деревянные ящики с красными яблоками и жёлтыми грушами, лиловым виноградом, светло-зелёными велками капусты, картофелем, морковью, луком. Чего здесь только нет!

Сдержанно приветствую по имени двух рабочих из порта, которыми сейчас вовсю командует матушка:

— Осторожнее, вот сюда, сбоку поставьте, — суетится она, пытаясь разместить в крохотной кладовой дюжину ящиков и корзин.

Вскоре остаёмся с матушкой одни. Стоим и ошарашенно смотрим на забитую под завязку кладовую.

— О, как! Старый жук раскошелился! — хмыкает матушка.

— Бедный господин Жако, — говорю тихо, рассматривая лукошко со свежими ягодами и коробку засахаренных слив, — представляю, сколько стоило привезти всё это сюда!

— Ничего и не бедный! — отмахивается матушка. — Самому, небось, опостылела одна рыба с кашей, да соленья.

Смотрю на неё недоверчиво:

— Ты ведь понимаешь, что он купил это, потому что ТЫ попросила?

— Идём-ка, переберём вместе ягоды, — матушка подхватывает две увесистых корзинки.

— Мне нужно вернуться в аптеку, — провожу рукой по волосам.

— Да, брось, Софи! Никуда она не убежит, твоя аптека! Идём, идём. Сама поешь, пока не испортились, а то вон какая бледная. Так и Ленарду что-то перепадёт с твоим молоком, а то бедный мальчик всю жизнь на крупе и рыбе!

— Мама, не начинай, — прошу, послушно следуя за ней обратно на кухню. — Всего ему хватает, вон какие щёчки наел!

Забираю Ленарда и вместе с ним устраиваюсь за столом. В четыре руки с матушкой перебираем корзинку клубники и два ящика вишни. Часть ягод помялась.

— Эти в варенье пойдут, — кивает матушка, — а те на морс и настойку. Ох, Софи, давно я не делала свою фирменную настоечку! Твой отец её так любил!

Матушка мечтательно смотрит наверх, её взгляд туманится воспоминаниями. Уютная болтовня о секретах приготовления настойки и рецептах варенья успокаивает. И даже голова как будто начинает болеть меньше.

Даю попробовать алые ягоды Ленарду и пробую сама. Сочная сладкая мякоть клубники заполняет рот, крохотные зернышки чуть поскрипывают на зубах. Жмурюсь от удовольствия — я давно позабыла этот вкус.

Ленард сжимает ягоду в ладошке. Подносит ко рту, пробует осторожно, морщится, плюётся, пробует снова. Вытираю краешек его рта льняной салфеткой, смеюсь, наблюдая за его перепачканной мордашкой.

Утренние тревоги и волнения забываются окончательно. Закончив с сортировкой ягод, убегаю в аптеку.

Господин Жако занят в торговом зале. Выбрав момент, благодарю его тихонько на ухо.

— Ну, что ты, Сонечка, дочка, — морщинистое красное лицо господина Жако расплывается в улыбке. — Всё для вас, как же иначе?

Ты и твоя мать здесь ни при чём. Старик мне должен, вот и всё. Услуга за услугу.

Сухие слова Шэлдона как-то не вяжутся с искренним теплом, которое я вижу в глазах господина Жако. Ещё раз благодарю его и скрываюсь за дверью, ведущей в служебную комнату.

Так, что тут у нас? Придирчиво рассматриваю густое изумрудное зелье в чёрном чугунном котелке. Удовлетворённо киваю: в нём проступили золотистые прожилки, это хорошо. Значит, женский напиток готов.

Разливаю вязкую субстанцию по стеклянным флакончикам. Состав этого зелья не самый простой, да и техника приготовления не из лёгких. Но зато оно самое лучшее из всех, ему подобных. Нормализует цикл, избавляет от женских болей и препятствует беременности.

Самый ходовой наш товар, наряду с настойкой для потенции и слабительным порошком. Который, к слову сказать, должен заканчиваться. Надо будет проверить остатки.

Время за работой летит незаметно. Бросаю взгляд на серое небо в крохотном окошке под потолком. Вот уже и вечер близится. Разминаю уставшую шею, достаю из выдвижного ящика остаточную ведомость и перо, прохожу к стеллажам с запасами.

Рассматриваю пакетики со слабительным. Ну, вот, так и думала: заканчиваются. Прикусываю кончик пера. Нужно успеть сегодня истолочь ягоды рябины и анис, иначе завтра порошок не будет готов. Так, сколько его точно осталось?

Веду указательным пальцем левой руки, пересчитывая пергаментные пакетики на стеллаже. Замираю на месте, чувствуя, как глаза лезут на лоб.

Резко отдёргиваю руку. Подношу к глазам. Ведомость и перо валятся на пол, но я не обращаю на них внимания.

Отгибаю ремешок блокиратора, и внутри холодеет. Дрожащими пальцами отстёгиваю блокиратор и глазам не верю: вместо привычной разъеденной до мяса кожи под ним только лёгкая краснота, как будто я вовсе не надела артефакт и как будто заживляющая мазь до сих пор активно работает!

На ватных ногах возвращаюсь к рабочему столу, падаю на стул. Ещё раз внимательно осматриваю запястье. Так не должно быть, не должно! Я уже привыкла к монотонной пульсирующей боли, к постоянной зияющей ране, а сейчас — всего этого нет!

Краснота, шрамы, и на этом всё! Метка почти целая, её видно даже лучше, чем обычно по утрам, после перерыва в ношении артефакта.

И это может значить только одно…

Верчу в руках блокиратор. Осматриваю его пристально со всех сторон. Коричневый кожаный ремешок. Круглый металлический диск, чуть больше размером, чем циферблат наручных часов. Этот диск и закрывает мою метку.

Что за? С обратной стороны он весь покрыт трещинами! Когда надевала его спросонья, не заметила, но сейчас при виде ужасных трещин меня начинает бить нервной дрожью.

Когда и где меня угораздило так его испортить? Боже ты мой! Неудивительно, что он не работает! Выходит, я целый день без защиты?!

Вскакиваю со стула. Хватаюсь руками за голову. Нет! Нет! Нет!

Сегодня!! Именно сегодня, когда Шэлдон просил меня быть особенно осторожной!

Как?! Кааак?!

Бросаюсь к вешалке, кое-как набрасываю на плечи пальто, прячу в карман бесполезный блокиратор. Надеюсь, Шэлдон сможет его починить. Не видя ничего перед собой, выскакиваю на улицу.

От резкого порыва ветра перехватывает дыхание. Не замечая ледяного ветра, бегу в распахнутом пальто по вечерней улице. Мне жарко, кровь шумит в ушах в такт ударам каблуков по камням.

С низкого серого неба, кружась, спускаются белоснежные снежинки. В окнах домов загораются первые огоньки.

Пару раз чуть не поскальзываюсь на блестящей от изморози брусчатке. Игнорирую приветствия случайных прохожих. Не замечаю ничего вокруг. Со всех ног бегу домой.

В голове бьётся единственная мысль: только бы успеть! Успеть надеть запасной блокиратор! Пока меня не нашли. Пока меня не почувствовал ОН!

В глазах вдруг резко темнеет.

Чёрные монетки стальной чешуи. Скрежет острых как бритва когтей. Столп смертоносного пламени, жёлто-алого, и его жар, опаляющий щёки.

Прихожу в себя, сидя на мостовой.

— Миссис Волф? Соня? — раздаётся над головой, я вздрагиваю от чьего-то прикосновения к плечу, поднимаю голову. Всего лишь мясник, добродушный мужчина с одутловатым лицом и крупным носом, постоянно берёт у нас лекарство от подагры. — С вами всё в порядке?

— Дда! — встряхиваю волосами, отталкиваюсь ладонью от холодного мокрого камня, встаю на ноги.

Моргаю, морщусь, пережидаю рой чёрных мушек, настырно мельтешащих перед глазами.