Если у Теодрика и были сомнения, что она это делает по приказу Дорсана, то они быстро испарились. Исчезли. Девка целенаправленно что-то искала. Знать бы еще, что? В этом шатре хранилось не так уж много вещей: альфа путешествовал налегке. А личных памятных вещичек благодаря генералу у него почти не осталось. Разве что кинжалы, подаренные Лихом, да оплавленное кольцо с кровавым камнем — все, что осталось в память об истинной. Он возил его с собой как напоминание о том, что должен сделать…

Едва слышно звякнула сталь, заставив Теодрика напрячься. Что ей пришло в голову? Ограбить его хочет, или… Пришедшее в голову «или» не понравилось ни ему, ни волку. А ведь он уже успел познакомиться с характером и безумностью шлюшки! Гордячка, для которой честь важнее жизни. Которая умирать будет, но не покорится. Не шлюшка она. Просто дурная девица. Так что помешает этой бешеной расстаться с жизнью?

Альфа уже готов был «проснуться», рассчитывал так, чтобы прыгнуть и не напугать эту безумицу, скрутить ее и не поранить, как она, взвесив в ладони смертоносный клинок, повернулась к матрасу, на котором он спал. Пришлось снова закрыть глаза, но он слышал, как с каждым шагом к нему ее сердце колотится все сильнее и сильнее, а шаги выдают неуверенность.

Девка склонилась над ним, задышала рвано, сглотнула громко, и… На этом альфа решил, что хватит. Открыл глаза, чтобы встретиться с зелеными перепуганными очами и увидеть кинжал возле своей шеи, там, где билась жилка жизни. Захотелось зло посмеяться над своей беспечностью, но вместо этого он прорычал:

— Твоя идея или генерала?

Она моргнула, прогоняя страх взмахом ресниц, скривилась, будто не нож вперед выставила, а собственную ярость, и впервые ему соврала:

— Моя. За то, что ты со мной сделал.

Ее гнев был силен. Теодрик почти был уверен, что она более чем желала перерезать ему глотку. За боль. За страх. За всю ту угрозу, что вервольфы несут «свободным» людям. Гнев был настолько сильным, что могло сработать. Но альфа все равно уловил неприятный душок лжи в ее словах. Да тут и вервольфом не нужно быть, чтобы догадаться — идею избавиться от альфы девке скормил кто-то другой.

В Теодрике такая злость вспыхнула. Ярость, неприятие… Причем не на себя, за то что так смешно подставился под клинок. И не на девку, которая сейчас сжимала этот клинок онемевшими пальцами. На того, кто вложил ей в голову эту мысль, а в руки — орудие.

Мразь! Какая же все-таки Дорсан мразь! Не побрезговал даже использовать женщину ради такой грязной работы. Только эту?

— А что я с тобой сделал? — поинтересовался он, глядя ей в глаза. По-хорошему надо было смотреть на лезвие, которое слегка качнулось и оставило неглубокий порез на его коже. Будто оса ужалила: чувствительно, но ерунда какая-то. Царапина, которая затянулась в мгновение. Но необходимый эффект произвела.

Нужно было отдать девке должное, при виде крови она хоть и побледнела, но оружие не бросила и не отступила. Держала крепко и… умело что ли.

— Лишил меня чести! — выплюнула она с отвращением. — Использовал мое тело!

— Я лишу тебя жизни, — спокойно пообещал он, — если попытаешься довести приказ генерала до конца.

— Ты меня и так убьешь, — горько усмехнулась она, тряхнув растрепанными волосами. Густые пряди скользнули по груди, и Теодрик понял, что снова ее хочет. И что вовсе не злость главенствует в его теле, желание растеклось по нему, собираясь, сосредотачиваясь в паху.

Нет, не убьет. По крайней мере, не сразу. Потому что впервые за много-много лет Теодрик почувствовал себя живым, и секрет этого в этой девке. В ее плоти, в ее аромате, который хочется вдыхать и вдыхать. Подмять ее под себя, трахнуть эту…

— Как твое имя? — спросил он.

— Зачем тебе?

Теодрик и сам не знал ответа на этот вопрос. Ни у одной из волчьих невест до нее он не спрашивал имени. Но никто из них не вызывал в нем такую бурю. Все эти опасные игры с ножами завели его еще сильнее, Теодрик чувствовал себя живым, как чувствовал тепло прижатого к его бедру бедра. Только ни беса он ей в этом признается!

— Знаешь, опасно продолжать называть шлюшкой ту, от движения которой зависит моя жизнь. Так как тебя зовут?

Она поджала губы, сдвинула брови к переносице. Он даже решил, что девка не ответит. Поэтому даже немного удивился короткому:

— Ева.

Теодрик прислушался к ее эмоциям и понял, что девка не лжет. Она действительно Ева.

— Ева, — повторил он, пробуя его на вкус. — Красивое имя для красивой девушки. Если хочешь, можешь называть меня Теодриком.

Она рассмеялась, правда, в этом смехе не было ни капли веселья.

— Мы оба умрем сегодня ночью, зверь. Ты еще дружбу мне предложи!

— Почему бы и нет? — пожал он плечами, а она недоверчиво фыркнула. — Не дружбу, нет, но выбор. Ты опускаешь клинок…

— Нет! — прорычала Ева и надавила на горло лезвием. На этот раз сделала это умышленно, он почти уверен. И сразу выдала себя мелькнувшим на лице отвращением. Нет, красавица, ты не наемница. Не хладнокровная убийца.

— Хорошо, — оскалился Теодрик. — Есть еще выбор. Мы можем поговорить.

— О чем нам разговаривать?!

— Например, о том, как правильно лишить меня жизни. — Он поймал ее взгляд, заставляя смотреть не на струйки крови на своей шее, а в глаза. В глаза тому, кого эта человеческая крошка собиралась прирезать. — Ты никогда этого не делала, Ева. Я прав?

— Я уже убивала, — удивила она его и тут же рассмешила: — Оленей, кроликов, птиц. Все они твари божьи.

Охотница! Вот откуда ей известно, куда бить.