Она бросила платье мне, а я покорно поплелась его мерять.

Мне казалось, что оно мне маловато. И я одёрнула его, пытаясь исправить ситуацию. Талия встала на место, зато из корсета задорно выпрыгнула грудь.

- Оно мало! – заметила я, засовывая грудь обратно и выходя из комнаты, где все еще пахло пирогом.

- Как часто вы с ним разговаривали? – спросила Катрин, глядя на платье.

- Ну… не часто, - созналась я. – Так, иногда!

- Я честно начинаю жалеть, что уступила тебе свое место! – ворчала Катрина, прикладывая к моей шее украшения одно за другим. – В моде ничего не понимаешь, в музыке тоже… За ним же глаз да глаз нужен! Чтобы поел!

Я шумно вздохнула. Когда я читала про гениев и их музы, мне казалось, что у них все иначе.

- Ну вот, почти готово! – заметила Катрин. – Или ты думала что? Гением мужчина становится, когда его ничего не отвлекает от его искусства.

- То есть, вы хотите сказать, что гений, который стирает свои носки, гением быть не может? – спросила я.

Что-то внутри меня ворочалось. И бросалось из крайности в крайность. Или потакать капризному гению, или воспитать из него самостоятельную личность. И сейчас я с унынием осознавала, что пока я думаю над извечным вопросом, где-то умирает один непризнанный лебедь возле пустого холодильника.

- Гении, они как маленькие дети, - ворчала Катрин. – Ты должна сделать все, чтобы он мог сосредоточиться на своем! На музыке… И не думал об остальном! Именно благодаря таким женщинам, как мы, на свет рождаются настоящие шедевры!

Мне эта позиция не сильно нравилась. Значит, я тут, как говорится, и лампу керосиновую держу озябшими пальцами в гараже, и есть готовлю, и вокруг него вьюсь, как ласточка вокруг гнезда, верная, как Надежда Константиновна Крупская, выносливая и терпеливая, как жена Генри Форда с керосинкой в руках. Все потом наслаждаются шедеврами гения, подбрасывают его в верх, он в учебниках истории светит чистыми манжетами, которые стирала какая-то самоотверженная женщина, а о ней в учебнике ни слова. Или пара строчек. Дескать, была такая, терлась рядом… Ничего особенного! Да она, быть может, этого гения на своих плечах вытащила. И в дождь, и в снег, и в град варила суп и чистила виноград! Вот кто-нибудь помнит, как зовут жен великих гениев? И я про то же…

- Ты чего это приуныла? – спросила Катрин. – Давай, покрутись! Посмотрю, как платье на тебе сидит!

И тут я вспомнила, что мне, в отличие от других, еще и платят. Причем, платят много. И настроение тут же улучшилось!

- Красота! – усмехнулась Катрин. – Запомни. Вот так ты должна выглядеть!

Я посмотрела на себя в зеркало, видя незнакомую девушку с роскошной прической в красивом платье. Я повернула голову на бок, видя, как девушка задумчиво и удивленно смотрит на меня.

Подозрительно красивая девушка сощурила глаза.

- Ну всё, можешь идти! – благословила Катрин.

Могу.

Я стала надевать пуховый платок и полушубок, понимая, что на улице не май месяц.

- Тише! Прическу не помни! – послышался голос Катрины. – Постарайся донести красоту до замка!

И не расплескать по дороге!

Я вышла в мороз, чувствуя, как он обжег мое лицо.

Путь обратно был долгим. Я старалась идти осторожно, чтобы не испортить платье. Снега намело почти по колено. А где-то и по пояс. Я же пробиралась к замку в надежде, что мою красоту оценят по достоинству. Хотя о достоинствах думать не хотелось. Я уже мысленно послала на достоинство погоду, снегопад, мороз и всю эту затею.

Уже на подходах к замку я решила немного отдышаться.

Потом я толкнула дверь. Первым делом я решила зайти на кухню, чтобы согреться. Тем более, что я чувствовала, как у меня платье немного съехало вниз. Видимо, я где-то на него наступила.

Я тут же вошла на кухню, стащила с себя шубу и платок, глядя в зеркало на съехавший вниз корсет. Только я собралась его поднять, я поняла, что на кухне кто-то был…

Глава 34

- Ой! – дернулась я, быстро поднимая корсет обратно.

Румянец стыда заливал мои щеки, пока я пыталась затолкать в него дары природы. Но то, что я увидела, было воистину невероятным. Возле плиты стоял Маэстро. Собственной талантливой персоной.

«На добычу вышел!», - пронеслось в голове. – «Оголодал и одичал!».

В каждом мужчине живет добытчик. И как только он чувствует голод, он становится хищником, который выходит на охоту на мясо. Почти бесшумно шаркая тапками, он устремляется к холодильнику, открывает его и зависает. Все внутри, кроме колбасы и сосисок, кажется ему неаппетитным. Словно дикий зверь, оголодавший до рыка, он вгрызается в нежную плоть колбасы и терзает ее, пока колбаса не погибает в его сильных и мужественных руках. И горе той, кто спрятала сосиски за какой-нибудь рукколой!

Маэстро явно был голоден. И сейчас он выглядел как воплощение зла.

- Ты где была? – спросил он отрывисто. Уже по коротким фразам можно было догадаться, что мясо он не нашел.

- Я? – удивилась я, разглаживая платье. – Ну… Прихорашивалась… Вот… Вам нравится?

По глазам было видно, что если бы платье было куском мяса с украшением из сосисок, то оно бы ему понравилось.

- Нет, - ответил Маэстро, общаясь так же резко и явно недружелюбно. Красивые брови хмуро сошлись на переносице.

- Да ладно вам, - улыбнулась я. – Я просто искала в деревне… эм… поставщика мяса. Предыдущего вы съели, так что нам понадобился свежий… Ой, простите, новый…

Мой ответ его удивил. И Маэстро сменил гнев на милость.

- Я сейчас приготовлю… об… - начала я, как вдруг взглянула на часы. – За… ужин! Вот! Одну минутку!

Я бросилась к плите, ставя на нее сковороду. Так, у нас омлет с мясом и… и… С чем найду! Называться он будет… Интересно, а здесь есть слово «омлет»? Оно же, вроде бы, французское? Лучше придумать что-то поизящней!

- Вы сильно проголодались? – спросила я, стараясь улыбаться.

- Я пришел не за едой, - произнес