Я ответила такой же ехидной ухмылкой.

— Мне невыгодно, чтобы вас сменил другой исправник. Какой-нибудь тупой солдафон, который потащит меня в тюрьму за убийство тетушки… и ваше заодно. Вы по крайней мере умеете думать. Когда не цепляетесь к словам. И есть надежда, что вы найдете настоящего преступника. Доброй ночи.

— Доброй, — согласился он. — Тем более что следующий день будет не менее хлопотным, чем сегодняшний.

— Прошу прощения?

Что он еще приготовил?

— Мне придется обыскать магией весь дом. Зачем-то ведь Савелий в него полез. А вам придется за этим наблюдать, во избежание… недоразумений.

— Обыскивайте сколько вам заблагорассудится, — фыркнула я. — А насчет недоразумений… Мы снова возвращаемся к вопросу о вашей беспристрастности и моем доверии. Вы живете в этом доме не первый день.

По его лицу пробежала тень, но я не дала ему возможности ответить, повторив:

— Доброй ночи.

А вот насчет «спать как убитая» я не угадала. Свалилась-то я и правда без задних ног, но через какое-то время проснулась от звука шагов. Вот скрипнула половица. Еще раз.

Я резко села, зажигая волшебный огонек. Никого.

Померещилось?

Снова скрип. По гостиной кто-то ходил.

Неужто Полкан опять проворонил незваного гостя? Или это свои? Или Полкан даже залаять не успел, прежде чем его…

Я подхватила кочергу, резко толкнула дверь.

Кто-то ругнулся.

В паре шагов от меня стоял Стрельцов, потирая лоб.

— Прошу прощения, Глафира Андреевна, — сказал он прежде, чем я пришла в себя. — Бессонница.

Я вздохнула, подавляя желание добавить кочергой.

— Возьмите у Марьи Алексеевны обезболивающее. Уснете как миленький, — проворчала я. Захлопнула дверь, просунула в ручку кочергу.

Натягивая на голову одеяло, я не знала, чего хочу на самом деле — чтобы он попытался пробраться с другой стороны или чтобы оставил меня, наконец, в покое. Впрочем, усталость быстро избавила меня от дурацких размышлений.

Разбудил меня смутно знакомый голос.

— А я говорю — глупости все это!

— Почему? — А вот это Стеша. Только с кем она спорит в моей комнате?

— Потому что неча матери перечить, вот почему!

Я перевернулась с боку на бок. Нет, не в моей комнате. Просто у меня окна нараспашку, люблю спать в прохладе. Но неужели Стеша успела уже сходить в деревню и вернуться? Сколько же времени сейчас?

— Я не спорю, маменька. Я прошу растолковать. Может, я не понимаю чего-то.

Так, кажется, я не только на Вареньку плохо влияю.

— И растолкую, ежли ты сама дура. Неча курице мечтать о соколином полете. Грамота — барская забава. Простым людям она незачем.

— Барышня говорит, грамота нужна ума набираться, чтобы дурой не быть.

— «Ума набираться», — передразнила Прасковья. — Что господам хорошо, простому человеку — беда. Дашка вон тоже думала, что ума наберется, когда писание взялась читать. Три раза прочла от корки до корки и ума лишилась.

— Маменька…

— «Маменька». Тебя, рябую, и без того не всякий замуж возьмет. А если, не дай боже, прознают, что грамотная? Это ж курам на смех: девка вместо огорода да дома книжки читает.

— Так нету у нас книжек-то!

— Значит, и грамота тебе не нужна. Все, я сказала. Благословения не дам. Иди работай, а то барышня заругает.

Я вздохнула. Вот так вот. Ты из кожи вон лезешь, чтобы найти и вытащить на поверхность скрытый потенциал ребенка, разбудить в нем интерес и найти мотивацию, а потом кто-то перечеркивает все парой фраз. Совершенно искренне желая добра.

С точки зрения Прасковьи, быть как все — проверенный веками способ выживания, а грамотность — опасная мутация. И даже если я попытаюсь ее переубедить, рассказать, что грамотность — это инструмент, чтобы узнавать новое, понимать мир и адаптироваться к нему, — она не услышит. Я — барыня. Я живу совсем в другом мире. Мире, где женщина не становится старухой к тридцати из-за изматывающего физического труда, где связи и деньги решают любые проблемы. Мире белого человека в колониальной стране.

И вообще я эксплуататорша-угнетательница, хмыкнула я про себя.

Вот подушку уже поугнетала, сейчас вылезу из кровати и пойду угнетать Марью Алексеевну вопросами о здоровье. А потом всех остальных домашних — необходимостью утреннего чая.

А еще очень хорошо бы угнести исправника кочергой, чтобы он поумерил свой расследовательский пыл, но устав благочиния вряд ли одобряет такое поведение. Ладно хоть, против возможности понежиться в кровати еще пару минут, прежде чем начать бегать, ни устав, ни исправник не возражают.

Вот только понежиться мне и не дали. В дверь осторожно постучали, и голос Вареньки спросил:

— Глаша, ты спишь?

— На этот вопрос нельзя ответить «да», — проворчала я, садясь в кровати. — Что случилось?

— Там опять явился этот противный купчина. Я хотела сказать, что ты не принимаешь, но Марья Алексеевна считает, что лучше его не гнать. И Кир тоже так сказал.

Ну вот и доброе утро. Впрочем, неужели я всерьез ожидала, что оскорбленный в лучших чувствах купец не вернется? У него бизнес-проект на кону.

— Сергей Семенович встал?

— Да все уже поднялись, кроме тебя, — хихикнула Варенька.

— Тогда попроси его, пожалуйста, провести купца через его флигель в мой кабинет.

До чего все же неудобная планировка! А поменять местами кабинет и спальню — тут же начнут трепать, что управляющий может в любой момент подняться из своего флигеля в мои покои. И там хоть десять замков вешай, хоть пояс целомудрия надевай прямо поверх платья.

Хотя болтать в любом случае начнут, даже если бы Нелидов был в два раза старше и в четыре раза толще Кошкина. Поэтому мне стоит выкинуть из головы всякие глупости и собраться. Разговор явно будет нелегким.

— Кир просил передать, что он очень хотел бы тоже поприсутствовать при беседе. Если ты не против.

Если я не против, как мило.

— Разумеется, пусть присутствует.

Раз уж обещал защищать меня от охотников за титулом и приданым. Помнит ли он сам о том обещании? Впрочем, неважно. Я не могу залезть к нему в голову и подправить мысли, как мне удобно. Стрельцов поступит, как считает нужным. Понять его я все равно не в состоянии — разница даже не в пару поколений, а в пару веков. Так что пусть все идет как идет.

Собиралась я не торопясь, но и не затягивая время специально. Прожженный купчина наверняка не из