И я молю Драконьего Бога об одном: чтобы сон никогда не стал явью.

Уложив Ленарда, как мышка прокрадываюсь в ванную. Благо, мне отвели комнату, которая раньше принадлежала покойной супруге мистера Жако, и она богата собственной уборной.

Матушке не так повезло, поэтому она пользуется моей, когда нужно. Наспех освежаюсь в крохотной медной ванне. Надеваю ночную рубашку из грубого белого хлопка. Заплетаю волосы в косу, рассматриваю себя в прямоугольное зеркало, висящее над рукомойником.

Волосы отросли, достают почти до поясницы. Щёки и грудь стали полнее.

Поворачиваюсь боком, привстаю на цыпочки, придирчиво себя рассматривая. Кажется, я немного поправилась.

Матушка, конечно, жалуется на местную еду, калорийную и жирную, ну а как иначе? Только питаясь сытно и плотно, можно выжить в суровом климате и сохранить здоровье. В общем, лично я быстро привыкла к рыбе, крупам, фасоли и всевозможным соленьям.

Вздыхаю. Так, ладно, можно сколько угодно оттягивать этот неприятный момент, но он всё равно наступит. Закусив губу, тянусь к левому запястью, морщусь, расстёгивая тёмно-коричневый ремешок.

Медленно и аккуратно стягиваю с руки предмет, внешне похожий на обычные наручные часы. Вот только это не часы.

А запрещённый артефакт, блокирующий метку истинной.

За использование и распространение блокираторов грозит смертная казнь. Если узнает кто-нибудь из драконов.

Вот только в Норленде драконов нет. А значит, на этот счёт можно не беспокоиться.

До крови кусаю губу, когда вместе с блокиратором сходит верхний слой кожи. Прижимаю ладонь ко рту, глуша болезненный стон, который рвётся из груди против воли.

Под артефактом ужасная зияющая рана. Кожа разъедена почти до мяса.

Глотаю слёзы и тянусь к баночке из тёмного дерева, внутри которой мощнейшая целебная мазь. За ночь рана затянется. Но завтра утром я снова надену блокиратор, и всё начнётся сначала. Не надеть не могу, потому что без него можно находиться не больше шести часов в сутки.

Снимаю его только на ночь. И то, будь моя воля, не делала бы этого, потому что жутко боюсь. Боюсь, что что-то пойдёт не так, и Роланд меня почувствует. Найдёт нас. Отберёт сына. А меня прибьёт на месте. Что-то мне подсказывает, что он поступит именно так.

Нет, будь моя воля, я бы вовсе не снимала блокиратор. Если бы не риск остаться без руки — доводить до этого как-то не хочется.

Я не жалуюсь. Понимаю, что за всё приходится платить.

Терплю раздирающую боль, смазываю запястье, затем воспалённую грудь. Всё, наконец-то спать. Если Ленард будет сегодня зайкой, а не злым дракошей.

Зевая, добираюсь до кровати. Гашу светильник на тумбочке. Комната небольшая, из остановки полутораспальная кровать, секретер с множеством ящичков, комод для вещей и детская кроватка, в которой росла ещё дочка хозяина.

Едва голова касается подушки, проваливаюсь в беспокойный сон.

Он повторяется каждую ночь. Один и тот же. Первые разы я просыпалась с криком в холодном поту. Но со временем словно привыкла.

Чёрные монетки стальной чешуи. Скрежет острых как бритва когтей. Столп смертоносного пламени, жёлто-алого, и его жар, опаляющий щёки.

Во рту сухо. Сердце стучит где-то в горле. Заходится в панике от надвигающегося ужаса. Неотвратимого и неизбежного. А потом резкой вспышкой — карие глаза с вертикальным зрачком, в которых вся тьма и ненависть Бездны.

На этом месте меня обычно будит Ленард. Плачет, тянет ручки, будто чувствует. Беру его к себе и остаток ночи мы проводим в обнимку.

Всякий раз я успокаиваю себя, что это всего лишь нервы. И просто сон. Блокиратор надёжно защищает меня. Он не почувствует. Не найдёт. Не отберёт Ленарда. Повторяю себе снова и снова, снова и снова. Успокаиваюсь.

Утром оставляю Ленарда с матушкой и спешу в аптеку.

Мистер Жако почти всегда в зале. Покупателей немного, поэтому он справляется сам, да и нравится ему болтать с людьми, давать совет.

Я, наоборот, не ищу новых знакомств. И уединение моей мастерской, как я её называю, очень мне по душе. Единственное окошко под потолком, длинный большой стол, стеллажи и ящики от пола до потолка, забитые под завязку старинными книгами и редкими ингредиентами.

Зелья, бутыльки, мерные стаканчики, колбочки — вот мои собеседники. Очередная алая вспышка. Готово!

Разминаю затекшую шею. Не обращаю внимания на жжение в запястье — обычное дело, блокиратор опять ест мою руку. Грудь скоро взорвётся от молока, пора домой на перерыв. Снимаю фартук, прибираю на деревянном столе, но не слишком — я ведь скоро вернусь. Выхожу из мастерской, да так и замираю в дверях.

В аптеке много людей. Мне тут же становится не по себе. Хмурюсь. Откуда их столько? Среди них много незнакомцев. Это тревожит.

Мистер Жако едва успевает обслуживать очередь. Завидев меня, извиняется, делает знак подойти, и сам идёт навстречу. Приближаюсь к нему и с опаской смотрю в зал.

— Приплыли на пароме с материка, — цедит доверительно сквозь зубы, чтобы нас не услышали любопытные. — Говорят, другие лекарства не помогают так, как наши. Слава разносится быстро, Сонечка. У тебя золотые руки и талант к зельям. Придётся нам брать кого-то тебе в помощь. Скупают коробками, такими темпами у нас всё закончится через неделю.

И правда, коробками… Мои микстуры от кашля, мазь от суставов, настойку от мигрени, даже средство для потенции…

Натыкаюсь на несколько пар незнакомых мужских глаз, наблюдающих за мной. Изучающих, внимательных, цепких. Зря я так открыто вышла в зал. Незнакомцы с материка это всегда рискованно. Мало ли кто может оказаться среди них…

— Я… быстро, мистер Жако, туда и обратно, — проговариваю извиняющимся шёпотом и пячусь назад.

Хозяин понимает, о чём я:

— Иди, иди, дочка! Обратно не торопись, про помощника это я так, шучу. Или нет…

Он чешет затылок, следуя к прилавку, я возвращаюсь в служебную комнату, набрасываю пальто и выхожу через запасной вход.

Воздух на улице прозрачен и чист. Мороз и солнце, я бы так назвала сегодняшнюю погоду. На серо-голубом небе ни облачка и ни одного дракона. Разумеется. Откуда бы им здесь взяться, в этой, как говорит матушка, Богом забытой дыре?

Матушка ставит передо мной железную миску с дымящейся рыбной похлёбкой, показывает глазами на Ленарда, копошащегося в своём манеже в углу кухни:

— Сами мы с ним не справимся, — произносит ворчливо. — А когда начнёт оборачиваться? Все ведь ахнут, что дракон! Спросят — чей? Что мы им скажем?

— Мамочка, к тому времени мы что-нибудь придумаем, — дую на ароматный бульон и осторожно выпиваю его с краешка ложки. — Сейчас Ленард малыш, обороты ему не грозят. Будем решать проблемы постепенно, хорошо? Не волнуйся так.

Матушка раздражённо закатывает глаза и готовится к очередному внушению насчёт моей безалаберности. Я готовлюсь, в очередной раз, молча выслушать её и сделать по-своему.

Не судьба.

Мы обе вздрагиваем от громкого стука в дверь. Переглядываемся. Мистер Жако никогда не стучит, входит тихо и сам. Стук повторяется, настойчивей и громче.

Тревога накрывает неконтролируемой волной. Я от каждого шороха готова хватать Ленарда в охапку и бежать. Вот и сейчас хочу встать и броситься к сыну.

— Сиди, — матушка кладёт руку мне на плечо. — Ешь спокойно. Я посмотрю, кого принесло.

Сжимаю пальцами холодный гладкий металл ложки. Поворачиваюсь назад и напряжённо слежу за дверным проёмом, за которым исчезла мать.

Раздаются шаги. Матушка возвращается не одна. С гостем. Отодвигаю тарелку и встаю:

— Шэлдон!

— Здравствуй, Софи! — бывший сокурсник распахивает руки в стороны, раскрывая объятия.

Приближаюсь к нему, прижимаюсь неловко, подушечками пальцев едва касаюсь его плеч, чувствую скольжение его гладко выбритой щеки вдоль моей скулы — дружеский поцелуй.

В нос ударяет запах табака и медицинского спирта.

Вроде бы, ничего особенного, но мне неприятно. Терплю.

Шэлдон отступает назад, удерживая меня за руки, внимательно рассматривает. Я тоже окидываю его беглым взглядом. На Шэлдоне тёмно-серый сюртук с высоким воротом, в котором удобно прятать лицо. Чёрная кожаная кепка с козырьком, которая скроет глаза в нужный момент.