Не сказать, что дуэнья говорила что-то эдакое или специально изводила девушку, но та и сама очень переживала и корила себя за глупость и за то, что так сильно подвела отца, род и вообще опозорилась. Хотя как по мне, Анна просто стала разменной монетой в каких-то придворных интригах. Но я могла и ошибаться, ведь знала об этом мире только из воспоминаний погибшей.

Да, Анна тогда погибла, а моя душа каким-то непостижимым образом оказалась в ее теле. Первое время мне это было дико. Самое странное, что вместе с телом мне досталась и память девушки. Иногда я даже не понимала, где я, а где погибшая Анна. Боялась сойти с ума из-за двойственности, думала, что больна шизофренией.

И мне, пожалуй, повезло, что я оказалась в монастыре. Поначалу меня старались не трогать. Давали время прийти в себя и привыкнуть. Странности списывались на нервозность от попадания в это место, а некоторую неадекватность… Думаю, просто посчитали, что я такая по жизни. Никто ведь здесь не знал меня прежде. Но если бы мое «переселение» произошло не вдали от дома и тех, кто меня хорошо знал, меня бы точно признали одержимой.

Из памяти Анны я знала, что одержимыми здесь называли тех, в кого вселялись духи изнанки. Некоторое время я была искренне уверена, что сама являлась таким вот духом. Но многое не сходилось. Или мне не хватало информации. Так, к примеру, в памяти девушки я обнаружила знание о том, что те, в кого вселялись духи изнанки, не имели желаний, кроме как убивать, и уничтожали всех своих близких, а потом падали замертво, иссушенные, словно мумии. В себе же я никаких кровожадных побуждений не замечала. А чем дольше находилась в этом мире, тем больше в него вживалась и начинала чувствовать себя его частью. Но сомнения все равно грызли, и я опасалась, что меня могут обвинить в одержимости. Мне катастрофически не хватало информации! Где же ты, мой любимый интернет и поисковики, способные выдать что угодно, только попроси?!

А тут такая возможность посмотреть на одержимую лично!

Я подскочила с кровати, обулась, не желая студить ноги, поправила длинную полотняную ночнушку под горло и накинула на плечи платок, как это сделала Ланая. Несмотря на середину лета, в этом месте по ночам было зябко.

— Пошли. Ее повели в церковь?

Мы выскользнули из кельи.

— Да, — шепнула подруга. — Уже и священник прибыл для изгнания.

— А где мы там спрячемся?

— На хорах. Помнишь, когда мы опоздали на службу и нас туда не по лестнице запустили, а через незаметную дверку, чтобы аббатиса не заметила?

Мы с Ланаей обе имели хороший слух и голос, потому нас определили в певчие. Собственно, там мы и познакомились. Однажды мы и в самом деле опоздали на утреннюю службу, за что потом были посажены на хлеб и воду. Тогда-то мы и узнали, что на хоры можно попасть не только по лесенке внутри храма, но и из верхней части галереи, соединяющей монастырскую церковь с библиотекой. А на саму галерею можно войти не только из библиотеки, но и из внутреннего двора, куда мы сейчас и спешили.

— Ее какой-то вельможа привез. Слуги связанную во двор внесли, аббатиса велела вынуть ей кляп, что-то спросить хотела, а та только расхохоталась и закричала: «Вы все умрете! Умрете!» Ужас как страшно!

— А ты как всё это увидела и услышала?

— Так окошко моей кельи во внутренний двор выходит. Мне не спалось. Я в окно и смотрела. Приехавших сразу заметила, а уж крик сложно было не услышать.

— Я не слышала.

— Так у тебя окно с другой стороны. Ничего удивительного.

— А почему ты решила, что она одержимая? Может, это просто злобная женщина?

Мы уже поднялись по ступенькам в галерею, потому говорили еще тише.

— А зачем тогда было ее связывать? Да и в церковь ее сразу понесли.

Наконец мы оказались у заветной дверки и аккуратно ее приоткрыли. Я боялась, что она скрипнет и всех переполошит, но петли были хорошо смазаны. Бесшумно проскользнув внутрь, мы спрятались за высокими перилами.

Я увидела множество ярко горящих свечей у алтаря и перевязанную, как гусеница, женщину в богатом платье. Она лежала на полу в подобии пентаграммы, двое слуг сидели по бокам и были готовы в любой момент удержать пленницу.

Появился священник. Я никогда его раньше здесь не видела, что неудивительно — священники посещали женские монастыри редко, как раз ради вот таких случаев или для проведения сложных обрядов. Женщинам, даже аббатисам, делать это не положено.

Священнослужитель начал читать молитву. Достал из кармана рясы бутылек, открыл его, макнул в него кисточку, которую достал из другого кармана, и начал рисовать на лбу брюнетки какие-то знаки, издалека казавшиеся темными кляксами. Пленница задергалась, извиваясь, но слуги зафиксировали ее на месте. Священник продолжал читать молитву и рисовать знаки не только на лбу, но и на щеках, подбородке, полуобнаженной груди и руках одержимой. Потом снял с нее туфли на завязках, а подошедшая аббатиса срезала белые чулки со ступней. Священник нарисовал знаки и на них, и я уже подумала, что все эти манипуляции — фикция, рассчитанная показать, что было сделано все возможное и пора отправлять жертву на костер (а здесь иногда происходило и такое), но вдруг женщину сильно затрясло, священник быстро вырвал кляп из ее рта и из него повалила пена.

Мы с Ланаей испуганно вцепились друг в друга, но не могли отвести взгляда от разворачивавшегося действа. Все походило на эпилептический припадок.

А может, это он и был? Может, все эти истории про духов изнанки и одержимость — всего лишь байки, призванные держать людей в повиновении и убирать с дороги неугодных? А эта бедная пленница просто больна и ей нужна медицинская помощь? Я-то сама кто? По сути, тот самый вселившийся непонятно откуда дух, но меня ведь никто в этом не уличил, и кровожадных мыслей у меня и в помине нет.

Не знаю, до чего бы я додумалась, но женщина вдруг выгнулась особенно сильно. Священник оказался рядом с ее лицом, выкрикнул что-то особенно громкое, и изо рта несчастной повалил черный дым, оформляясь в зависшую над ее лицом кляксу. Она извивалась, темнела, уплотнялась, и мне от этого становилось все страшнее и страшнее. Фильм ужасов какой-то! Только вот