— Вот, — Эдгар вдруг протянул мне небольшое зеркальце в деревянной оправе. — Может, так быстрее очухаешься.

Я подняла его — и чуть не выронила.

В отражении смотрела на меня незнакомая девушка.

Бледная, с тёмными кругами под глазами, с губами, потрескавшимися от жара. Но самое страшное — это были не мои черты. Другой разрез глаз. Другой нос. Другие волосы — не мои темно-каштановые, а светло-русые, выгоревшие на солнце.

— Это… не я, — выдавила я.

Эдгар вздохнул.

— Ну вот, опять началось.

Он взял у меня зеркало и сунул его в карман.

— Ты Аннализа. Моя дочь. Ты заболела полгода назад — слабость, жар, врачи руками разводили. А три дня назад тебя словно подменили: вскочила с постели, закричала что-то про какую-то девочку и машину, а потом — бац — и без памяти.

Я сглотнула.

— А… до этого? Что я делала?

— Помогала мне в лавке, — он махнул рукой в сторону двери. — Покупателям счёт сводила, товар раскладывала. А до того — в поле с подругами бегала, на речку. Обычная жизнь.

Обычная жизнь.

Только не моя.

Я медленно подняла руки и уставилась на них. Длинные пальцы, тонкие запястья. На левой — маленькая родинка, которой у меня никогда не было.

— Мне нужно встать, — вдруг сказала я.

Эдгар хотел возразить, но я уже ставила ноги на пол.

И тут же рухнула бы, если бы он не подхватил меня.

— Видишь? — он усадил меня обратно. — Ты ещё слаба.

Но я не сдавалась.

— Хочу… на улицу.

После долгих уговоров он позволил мне выйти, поддерживая под руку.

Дверь мастерской скрипнула, и я зажмурилась от яркого света.

Когда глаза привыкли, я увидела деревню.

Небольшие дома с соломенными крышами. Узкие улочки, вытоптанные до земли. Вдали — поля, золотящиеся под солнцем. И горы — высокие, синие, уходящие в небо.

Ничего из этого я не знала.

— Красиво, да? — Эдгар улыбнулся. — А ты говоришь — «не мой мир».

Я не ответила. Потому что в этот момент из-за угла выбежал маленький мальчик, лет шести, с разбитым коленом. Он рыдал навзрыд, прижимая ладошку к кровившей ссадине.

И прежде, чем я успела подумать, мои руки сами потянулись к нему.

— Давай посмотрим, — услышала я свой голос.

Я взяла его руку, и вдруг…

Тепло.

Оно разлилось по ладоням, как горячая вода. Я даже вздрогнула от неожиданности. Мальчик перестал плакать и уставился на меня круглыми глазами.

— Не бойся, — прошептала я.

Тепло потекло сильнее.

И — о чудо — кровь остановилась. Ссадина не исчезла, но края её словно сжались, покраснение ушло.

Мальчик ахнул.

— Мама! — закричал он. — Она волшебница!

Я отдернула руки, как от огня.

Что это было?

Эдгар смотрел на меня странно — не с испугом, а с… надеждой?

— Ну вот, — пробормотал он. — Дар-то вернулся.

— Какой дар? — голос мой дрожал.

Он покачал головой.

— Пойдём домой, дочка. Ты ещё слаба.

Но я уже знала — что-то здесь было не так.

И дело было не только в том, что я попала в другой мир.

Дело было во мне.

В этом странном тепле, которое жило в моих руках.

* * *

Этот мир пахнет по-другому.

Первое, что я осознала, когда Эдгар вывел меня во двор — воздух здесь был густой, насыщенный ароматами земли, трав и дыма. Не городская гарь, не бензин и асфальт, а что-то живое, почти осязаемое. Я сделала глубокий вдох, и легкие заныли от непривычной чистоты.

— Осторожнее, — Эдгар поддержал меня, когда я пошатнулась. — Ты же как тростинка сейчас.

Я кивнула, цепляясь взглядом за детали:

— Деревянный забор, покосившийся от времени. Куры, копошащиеся в пыли. Глиняные горшки с цветами у крыльца — синими, как незабудки, только крупнее. И солнце… такое яркое, что глаза слезились.

— Пойдем в дом, — мужчина — мой «отец» — бережно вел меня под руку.

Дверь скрипнула, и я замерла на пороге.

Комната была маленькой, но уютной: массивный стол, застеленный вышитой скатертью, полки с глиняной посудой, пучки сухих трав под потолком. В углу — прялка, а у окна — детская колыбель, покрытая слоем пыли.

— Твоя мама пряла тут, — Эдгар словно поймал мой взгляд. — А колыбель… мы думали, будут еще дети.

Грусть в его голосе заставила меня сглотнуть. Я машинально подошла к полке и провела пальцем по краю тарелки — так делала дома, когда нервничала.

— Ты… всегда так трогаешь вещи, когда думаешь, — вдруг сказал Эдгар.

Я вздрогнула. Значит, настоящая Аннализа тоже…

— Я…

— Ничего, — он махнул рукой. — Кушать будешь?

Еда оказалась странной, но вкусной: густая похлебка с ячневой крупой, темный хлеб с медом и что-то вроде сырников, только с пряными травами. Я ела медленно, изучая свои новые руки — узкие запястья, длинные пальцы, но на среднем правой — маленький шрам. У меня такого не было.

— Ты себя узнаешь хоть? — Эдгар снова протянул мне круглое зеркальце в деревянной оправе.

В отражении на меня вновь смотрела другая девушка.

— Нет, — прошептала я.

— Господи, — Эдгар потер лицо. — Ладно. Сегодня Марта приходила — спрашивала, не нужно ли тебе помочь с травяными сборами.

— Кто?

— Целительница, — он встал и начал собирать посуду. — Ты у нее полгода назад учиться начала, пока не заболела.

Я замерла. Значит, у этой Аннализы уже были способности?

В этот момент за дверью раздался визг.

— Аннализа! Ты живая!

Через порог перескочила девочка лет десяти с корзиной ягод. Ее волосы растрепались. Она улыбалась в тридцать два зуба, но споткнулась о пробежавшую кошку и растянулась на полу, сильно ударившись и рассыпав ягоды.

— Лина, осторожно! — Эдгар бросился вперед, помогая той подняться.

Что-то щелкнуло внутри.

Я почувствовала ее боль — остро, как булавку под ногтем.

— Давай посмотрим, — подошла к девочке и взяла ее разбитые ладошки в свои.

Лина замерла, когда мои пальцы коснулись ранок.

И тогда тепло хлынуло из груди в ладони, как горячий чай. Я даже ахнула — настолько это было физически ощутимо . Под пальцами кожа Лины порозовела,