Плевать — и не стоит забывать про это.

— Ты там что корни, что ли, пустила? Иди сюда.

Николь покорно подходит, отмечая про себя, что ему идёт расхлёстанный вид. Идут растрёпанные кудри, лихорадочно блестящие глаза и шальная улыбка. Там, в клубе, он показался ей другим. Тогда она не почувствовала в нём ничего хищного, но всё же хищность в нём была — лисья, плутовская и злая.

— Присядь, а то устанешь, — усмехнулся он, — целый день ещё впереди. Ты оглохла, что ли? — улыбка стекает с его лица. — Я сказал — иди и сядь. Ты же моя прислуга? Значит, должна меня слушаться.

Николь вознамерилась, было, сесть в кресло, стоящее через столик от блондинистого наследничка, но тот, проворно схватив девушку за руку, потянул на себя. В результате такого манёвра, потеряв равновесие, Николь оступилась и упала на диван рядом с ним.

С довольной улыбкой Дианджело ловко перебрался с кресла на диван, загнав девушку в угол в прямом смысле этого слова:

— Познакомимся поближе? — закинул он руку на спинку дивана, словно обнимая.

Она чувствовала её спиной и шеей.

— Итак, тебя зовут Николь. Это мы теперь знаем…

— «Мы»? Этим словом в семействе Стрегонэ принято обозначать себя любимого?

Дианджело сейчас так близко, что можно его ресницы пересчитать. Хотя нет, нельзя. Их слишком много. Она пушистые и, кстати, неожиданно тёмные при таких светлых волосах. Николь где-то читала, что тёмные брови и ресницы при светлых волосах — это признак породы в человеке. Только она в породы не верит даже тогда, когда речь идёт о братьях наших меньших. Селекция — путь к вырождению.

— Пытаешься быть дерзкой девчонкой из любимых мелодрам? — продолжает он насмехаться.

— Я не смотрю мелодрамы. Предпочитаю ужастики.

— «Дневники вампира»? — кривит он губы в улыбке-трещине.

— «Ходячие мертвецы».

— Мой братец наверняка сейчас сказал бы, что ты в обществе одного из них. Хорошо, что его сейчас с нами нет. Вместе со всеми его дурацкими замечаниями. Давай лучше выпьем?

— Не могу. Я на рабочем месте.

— Я твой работодатель и сам тебя угощаю, так что расслабься.

— Здесь нет вина.

— Его просто не видно с этого места. Оно стоит вон в том шкафу. Правда, наверняка тёплое? Ну, да и пофиг. Я сам принесу. Поиграем в ролевую игру: «прислуга-гостья».

— Не утруждайтесь. Я не пью.

— Как — не пьёшь?

— Совсем. Ни грамма.

— Ерунда! Всё пьют. И ты будешь.

— Нет, — говорит Николь со спокойной уверенностью, заставляющей Дианджело поглядеть на неё пристальнее, с лёгким раздражением.

— Послушай, мелкая…

Вообще-то, они с этим хлюпиком почти одного роста.

— Правила такие, запоминай. Когда мега-крутой, мега-привлекательный, мега-классный и мега-богатый парень снисходит до того, чтобы предложить выпить такой мелюзе, как ты, то ответ может быть только один — да. Запомнила?

Усмешка кривит уголки рта. Издёвка слышится в голосе. Создаётся впечатление, что он подтрунивает не только над неё, но и над собой.

— Я не пью, — упрямо стоит на своём Николь.

— Вообще-то тот, кто смеет мне перечить, нарывается на неприятности. Ну, не пьёшь, так не пьёшь. Поиграем в другую игру.

Дианджело придвигается ближе. Николь нарочито показательно отодвигается, но он вновь сокращает расстояние между ними, нагло вторгаясь в её личное пространство, нарушая личные границы.

Если бы коты ухмылялись, загоняя мышь в угол, то улыбались бы они так, как улыбался сейчас Дианджело.

На мгновение её сердитый взгляд задерживается на его лице. Высокий лоб, прямой нос, рельефные скулы. И губы — розовые. Нижняя — мягкая, ровная, пухлая; верхняя — словно чётко очерченный лук; волна с двумя гребнями.

— Любишь игры? — поднимает он бровь.

— Нет, — качает она головой.

— Думаю, на самом деле, любишь. Просто до сих пор не было достойных игроков.

Он наваливается на Николь быстро и резко, придавливая собственным телом к дивану.

— Пусти! — гневно шипит она рассерженной кошкой.

Губы плохо слушаются — его лицо слишком близко от лица Николь. Его прикосновения жгут, будто до неё дотронулись металлом.

Она и правда боится, что боль в любой момент может стать настоящей. Среагирует её внутренняя магия или кольца-артефакты, пытаясь этот чёртов дар удержать. Хорошо хоть голода Николь пока не чувствовала — только гнев.

— Пусти, идиот! — повысила она голос. — Отпусти, сейчас же!

Николь шипит змеёй. Извивается, как змея, пытаясь выскользнуть из-под жилистого тела. Но ничего не выходит. Её сопротивление только сильнее распаляет блондина. Он запускает пальцы в её волосы. Сжимает так крепко, что она замирает. Ведь если продолжит, снимет с неё скальп, ну, или вырвет клок волос — это уж точно.

Дианджело целует Николь. Легко прихватывает зубами то нижнюю, то верхнюю губу. Играет, будто он и правда кот, а она — маленькая, серая мышка.

Как не пытается Николь сопротивляться, но в теле вспыхивает пожар. От его поцелуев становится сладко. Слишком. Эта сладость бьёт по горлу, бежит по венам, готова сорваться стонами… а потом руку обжигает резкая боль и разум возвращается к ней.

Воспользовавшись тем, что, увлечённый страстными поцелуями Дианджело ослабил контроль, Николь освобождается из плена его объятий и устремляется к спасительной двери.

— Стой!

Ну, конечно…

Останавливается она, лишь спрятавшись в своей спальне, заперев дверь на замок.

Как назло, напротив зеркало. Она отражается в нём в полный рост. А это жутко. Браслеты и кольца святятся синим, глаза — алым. Вся фигура словно окутана туманом.

Такими в книгах описывают выползающих из лощины голодных упырей, ищущих, кем поживиться.

Испуг смыл последние остатки вожделения и сияние вокруг её фигуры погасло, остались лишь страх и тревога.

Неужели Дианджело тоже видел это?..

Чёрт! И как с этим жить?..

Что-то срочно нужно придумывать, решать проблему с инфернальным свечением. Сложно объяснить подобные явления людям.

«В следующий раз, может, и правда проще будет просто выпить с этим кретином?», — вздохнула Николь.

Но знала, что просто точно не будет.

Глава 7

Еще одна ночь

Нельзя жить среди людей, сверкая алым огнём в глазах и распространяя вокруг себя светящийся туман. Люди верят, что вампиры, оборотни, суккубы — это всего лишь фольклор. Так должно оставаться и впредь. Не Николь нарушать славную вековую традицию.

Проблема как раз и заключается в том, как отыскать способ, чтобы её не нарушить?

Меньше всего Николь хотелось обращаться к Клоду. Даже мысленно она не могла заставить себя думать об инкубе, как о брате. Пусть даже и сводном. Но от правды никуда не деться — он единственный, кто может помочь найти