Хуже всего было то, что я больше не была уверена, хочу ли выбраться. Мой разум кричал об опасности, о контроле, но тело отвечало им с жадностью, с дрожью, что поднималась от их прикосновений, от их дыхания, от их желания, что окружало меня, как буря. Холод пустошей исчез, сменившись пламенем, что горело между нами, и я знала — это только начало чего-то, от чего я уже не смогу отказаться.

Но разум бушевал громче. Он кричал о ненависти — к ним, к этой планете, к Корпорации, что загнала меня сюда, — и об отчаянной нужде в ответах, в правде, что могла бы вытащить меня из этого ада.

Я не знала, когда именно мне удалось отстраниться, вырваться из их хватки. Может, это было, когда дыхание стало слишком тяжёлым, горячим, застревающим в горле, как дым. Может, когда глаза Кайлана вспыхнули слишком темно, с этим голодным блеском, что обещал больше, чем я была готова принять. Или, может, когда я вспомнила, зачем вообще здесь — не ради их рук, их губ, их тел, а ради брата, ради надежды, что ещё могла найти в этом проклятом месте.

Резко отступила, оттолкнувшись от их тел, вырываясь из той захватывающей ловушки, что они сплели вокруг меня своими руками, взглядами и желанием. Ноги дрожали, колени подгибались, но я заставила себя стоять, чувствуя, как холод ночи вцепился в меня, вытесняя их тепло, что ещё горело в моей коже.

— Лина? — голос Тарека прогремел в тишине ущелья, низкий, хриплый, с едва скрытым раздражением, как далёкий гром. Он сидел неподвижно, но его руки, что только что сжимали меня, напряглись, пальцы сжались в кулаки, и я заметила, как вены проступили на его запястьях, пульсируя от сдерживаемой силы.

— Довольно, — выдохнула я, мой голос дрожал, слабый, но я вложила в него всю твёрдость, что смогла собрать. Отголоски их прикосновений всё ещё звенели в моих нервах, как эхо, от которого невозможно избавиться. Я прижала пальцы к вискам, пытаясь унять хаос, что рвался наружу, собрать себя по кусочкам. Щёки горели, губы саднили от жёсткого поцелуя Тарека, а шея всё ещё чувствовала влажный след губ Кайлана, как ожог. — Нам нужно поговорить.

Кайлан лениво потянулся, откидываясь назад на локти, его тело растянулось у скалы с той небрежной грацией, что всегда выводила меня из себя. Он смотрел на меня с хитрым прищуром, его стальные глаза блеснули в свете пламени, как у хищника, выжидающего момент для атаки.

— О, так теперь ты хочешь разговаривать? — его голос был полон скрытого насмешливого удовольствия, мягкий, но с лёгкой хрипотцой, что напомнила мне его шёпот у моего уха, от которого по спине бежали мурашки.

Я стиснула зубы, чтобы не дать ему втянуть меня обратно в эту игру, и впилась в него взглядом — твёрдым, требовательным, не оставляющим места для его уловок.

— «Петля Смерти», — сказала я, и каждое слово падало тяжело, как камень, в тишину ущелья. — Что это такое?

Что-то в лице Кайлана изменилось. Уголки его губ дрогнули, но привычная усмешка не дошла до глаз — они потемнели, стали глубже, словно в них открылась бездна. Он молчал мгновение, и я видела, как его грудь поднялась от глубокого вдоха, будто он готовился к чему-то тяжёлому, невыносимому.

— Ты действительно хочешь знать? — он выпрямился, глядя на меня так пристально, что холод пробежал по моей спине, несмотря на жар, что всё ещё тлел внутри от их близости.

Тарек насторожился, его взгляд метнулся между мной и Кайланом. Его тело напряглось, как струна, готовая лопнуть, и я заметила, как его кулаки сжались сильнее, костяшки побелели. Он не сказал ни слова, но его молчание было громче крика — он ждал, готовый ко всему.

— Это оружие, верно? — продолжила я, шагнув вперёд. Мои ботинки скрипнули по камню, и голос стал твёрже, хотя внутри всё дрожало. — Я слышала об этом. Проект, который был запущен в последние дни твоего правления. Ты не можешь отрицать.

Кайлан глубоко вздохнул, прикрыв глаза на мгновение, словно собираясь с мыслями. Его длинные пальцы сжались в кулак, а затем расслабились, и он посмотрел на меня — прямо, без насмешки, без той игры, к которой я привыкла.

— О, Лина… «Петля Смерти» — не просто оружие. Это биоорганический вирус, созданный для одной цели — поработить любое разумное существо в галактике. Достаточно одной активации, одного сигнала с орбиты, и целой цивилизации может прийти конец. Миллионы — мужчины, женщины, дети — превратятся в марионеток за считанные часы.

Я пыталась дышать ровно, но его слова били по мне раскатами грома, сотрясая всё, что я знала. Мой разум цеплялся за обрывки, пытаясь сложить их в картину, но она была слишком огромной, слишком страшной. Я сжала кулаки, ногти впились в ладони, оставляя полумесяцы боли, чтобы не дать себе закричать.

— И только ты знаешь код, — выдохнула я, мой голос дрогнул, выдавая страх, что поднимался из глубины, холодный и липкий.

— Да, — ответил он просто, его взгляд не отрывался от моего, и в нём было что-то мрачное, почти трагичное, от чего моё сердце сжалось.

Я шагнула ближе, чувствуя, как холод ночи смешивается с жаром гнева, что вспыхнул во мне, как сухая трава под искрой.

— Тогда почему ты не использовал его? Почему не уничтожил всех, кто тебя сверг?

Он ухмыльнулся, но в этой ухмылке не было ни следа веселья — только горечь, острая, как лезвие. Его глаза полыхнули мраком, и он поднялся на ноги и наклонился вперёд, его лицо оказалось ближе ко мне, чем я ожидала, так близко, что я почувствовала тепло его дыхания.

— Ты думаешь, я не хотел? — его голос вдруг стал резким, как удар хлыста, и я вздрогнула от этой внезапной ярости. — Думаешь, мне не хотелось видеть, как Корпорация гниёт изнутри?

Он замолчал, его грудь тяжело вздымалась, и я видела, как его пальцы сжались в кулак, как будто он сдерживал себя от чего-то большего. Его взгляд впился в меня, горячий, полный боли и огня, и моё сердце сжалось ещё сильнее, словно попало в тиски.

— Но если бы я активировал ключ, тогда погибли бы не только они, Лина, — продолжил он, и его голос стал тише, но от этого ещё страшнее, как шёпот ветра перед бурей. — Этот вирус безжалостен. Он не разбирает, кто прав, а кто виноват. Он сожрёт всех