Лиам. — Генерал хочет, чтобы вы отдохнули, воспользовались своим правом на невест. Дорога действительно была долгой.
Я затаила дыхание, потому что на один миг показалось, что Ульрам или другие альфы все поймут. Что они догадаются, что задумал генерал руками невест. И тогда нас всех просто убьют. Уничтожат…
Ульрам неожиданно рассмеялся и с размаху ударил Лиама по плечу. Тот не покачнулся, наверное, только потому, что сам был вервольфом. Я бы от такого удара улетела.
— Хитрый лис твой генерал, — прорычал Ульрам. — Хитрый и изворотливый. Ну давай, сначала отдохнем.
Он повернулся к невестам и поинтересовался:
— Какая из них моя?
Феодора тут же шагнула вперед. В отличие от многих девушек она не тряслась, смиренно опускала глаза, соблазнительная и покорная. А вот я, когда осмелилась снова посмотреть на альф, заметила на лице Ульрама досаду. Ему не понравилась Феодора, или он ждал кого-то другого?
— Почему Дорсан не выполнил наши требования? Или в Крайтоне не нашлось больше блондинок?
Недовольство альфы обдало меня холодом, а что же бывает, когда он злится?
— А мне нравится, — хмыкнул высокий темноволосый альфа слева от Ульрама. — Какое отменное чувство юмора у твоего генерала, пес. Подарить девицу, которая больше похожа на волчиц! Я не против взять ее.
— Остынь, Хор, — отрезал альфа, вышедший вперед. У него были полностью седые волосы, но старым он не казался. А вот безумным — вполне. Я бы назвала его абсолютно диким. — Эта крошка не для тебя.
— Не смешно, Лихх, — нахмурился альфа Хор. — Почему ты забираешь себе все самое интересное? В прошлый раз взял себе дочку герцога…
— Которая и пары часов не продержалась, — усмехнулся он, словно вспоминал что-то забавное или глубоко приятное. — Так что мне нужен нормальный подарок, а не эти заморыши.
Я дышать перестала. Потому что вспомнила слова Рины про то, что к альфе Лихху лучше не попадать.
Теодрик
Ему нужен был Дорсан.
Это была причина, по которой Теодрик вступил в Альянс тринадцати. Причина, по которой он пересек почти весь материк. Причина, которая не позволяла отправиться к Предкам следом за Лувой и Мерром. Причина, по которой его боги не позволили ему сгореть в пламени вместе со своей семьей.
Ему нужно было уничтожить Дорсана. Сорвать с него кожу живьем. Разорвать на части. А голову жестокого лицемерного генерала посадить на кол. Лува сказала бы, что он ожесточился. Стал таким же, как его враг. Давно. Он стал таким же, когда не стало ее. Его истинной, любовь в сердце которой всегда неизменно согревала его. Исцеляла. Смягчала. Вела за собой.
Это чувство сгинуло вместе с его истинной и их малюткой сыном. Сгорело в том пожаре, и вина за это лежала на генерале Дорсане.
Теодрик не пошел смотреть волчьих невест. Человеческие женщины не вызывали в нем интереса, впрочем, другие волчицы тоже. Ни одна из них не могла заменить Луву, соединиться с ним не только плотью, а сердцем. Но нельзя соединиться сердцем с тем, у кого его давно уже нет. А плоть… Дагольф все равно притащит ему какую-нибудь девицу. Потом. Если это вообще понадобится.
Потому что Теодрик рассчитывал покончить сегодня с генералом.
Дорсан нарушил договор, решил вручить невест альянсу раньше, чем тринадцать альф победителями войдут в крепость Крайтона — последний оплот свободного человечества. Ульрам считал, что генерал испугался и таким образом пытается их задобрить. Возможно, даже попытаться вымолить себе жизнь. Теодрик же чувствовал своим звериным чутьем, что это какая-то ловушка. Что-то здесь было нечисто, но разобраться, что именно — пока понять не мог.
Да и надо ли разбираться, если генерал будет ходить без головы? Поэтому вместо того, чтобы отправиться с другими альфами в монастырь, он прочесывал долину, отпустив своего зверя. Дорсан не станет встречать альянс лично, знает, что ему грозит за его деяния. Но и в стороне стоять не будет. Теодрик чувствовал, что он где-то здесь. Рядом. И он почти уловил едва заметный запах своего злейшего врага. Дорсан пах болотной трясиной и гнилью. Он нашел след…
Как тут же потерял.
Волчьего носа коснулся нежный аромат луговых цветов и соленого бриза. Аромат его родины. Но не только родины. Теодрика будто полоснуло острыми когтями по груди. По самой его сути. Потому что последний раз он во так, ни с того ни с сего почувствовал этот запах, когда впервые встретил Луву. Зовущий, манящий, указывающий на его истинную.
Но этого просто не могло быть. Лува погибла. Он видел ее тело, и этот кошмар преследовал его каждую ночь.
Так почему он снова уловил ее аромат?
Теодрик бросился к монастырю со всех лап, именно туда его вели все волчьи инстинкты. Разум твердил ему, что вот она ловушка Дорсана. В груди же одновременно сладко и болезненно сжималось в надежде вновь увидеть любимую. Истинную. Его. И плевать на все доводы рассудка.
Теодрик влетел в монастырь со скоростью молнии, под испуганные взгляды пересек внутренний двор и лапами надавил на тяжелые деревянные двери. От силы волка те широко распахнулись, ударившись о стены, и он увидел собравшийся в тесном зале альянс. Правда, сейчас побратимы интересовали его меньше всего. Он шагнул, принюхиваясь к аромату Луву, который здесь был особенно сильным, и взглядом уперся в его источник. Девушку с расширенными от страха глазами, хватающую пересохшими губами воздух и почему-то поднявшую левую руку.
Не Лува.
Конечно, не Лува. Лува погибла не без помощи генерала Дорсана.
Это отрезвило. Его, волка. Накатило разочарование, боль, злость на себя. За надежду. За ошибку. И на нее. На это испуганное существо, которое кто-то в насмешку вырядил в красное платье. Человеческая девчонка не может пахнуть как его истинная. Как истинная любого из присутствующих здесь вервольфов.
Осознав свою ошибку, Теодрик перекинулся, принял людской облик. Только после прислушался к разговору побратимов. Точнее самому настоящему спору.
— Я тоже хочу выбирать! — прорычал Хор. — И сегодня хочу эту девчонку. Слишком приятно она пахнет.
Когда он ткнул в сторону не-Лувы, Теодрик даже не удивился. Сам же уловил этот аромат.
— Всех она нас не обслужит, — опасно спокойно напомнил Лихх. С этим спокойствием этот альфа мог как кромсать на куски своих врагов, так и развлекаться с девицами. Причем развлечения у него были не для слабонервных.
— А я и не собираюсь с тобой делиться!
—