крупная, пролетела в миллиметре от щеки Эммилии и вонзилась в кафель стены позади неё.
— Это было предупреждение, — сказала я почти ласково. — Еще раз вы посмеете что-то вякнуть в мою сторону, еще раз попробуете устроить мне ловушку или оскорбить — и я размажу вас по этим же стенам. Даже глазом не моргну. Усекла?
Эммилия судорожно кивнула, бледная как полотно.
— Пошли вон, — тихо скомандовала я.
Они вылетели из купальни быстрее, чем пробки из бутылок, поскальзываясь на мокром полу и визжа.
Я осталась одна в звенящей тишине. Глубоко выдохнула, отпуская магию. Иней на стенах начал таять.
Я подошла к своей душевой, повернула вентиль и встала под горячие струи. Вода смывала напряжение, но внутри меня все еще звенела сталь.
— Ну что, Ален Ролдэн, — прошептала я, закрывая глаза. — Твои фанатки становятся все агрессивнее.
Гонка становилась все опаснее, но я никогда не любила легкие трассы.
Глава 11. Запчасти для гордости
Кира
Суббота в Олвэндже началась с непривычной суеты. Студентам, не имеющим хвостов по учебе (и штрафных отработок в часы выезда), разрешалось посетить Нижний Град — шумный, торговый район у подножия академии.
Я, к своему удивлению, попала в списки. Видимо, мадам Фиора была довольна тем, что её орхидеи не замерзли, и замолвила словечко перед деканатом.
Нижний Град встретил нас гамом, запахами жареных каштанов, дыма и дешевого эля. Студенты-аристократы морщили носы, стараясь не запачкать мантии о прохожих, и спешили в "чистые" кварталы с дорогими кондитерскими.
Я же вдохнула этот воздух полной грудью. Он пах свободой. И немного машинным маслом.
Оставив однокурсников обсуждать новые фасоны шляпок, я свернула в переулок, ведущий к ремесленным кварталам. Ален не соврал — вывеска «Лавка чудес дядюшки Гвидо» (буква «Г» отвалилась и висела на одном гвозде) виднелась в конце улицы. В витрине громоздились шестеренки, старые котлы и какие-то медные трубы.
Я толкнула дверь. Колокольчик звякнул, возвещая о прибытии клиента.
Внутри пахло пылью и ржавчиной. За прилавком, заваленным всяким хламом, никого не было, зато в глубине лавки слышались голоса.
— ...уверяю вас, молодой господин, это лучший стабилизатор эфира в нашем городе! Снят с гоночной метлы самого чемпиона мира 1856 года! Раритет! Только для вас — пятьдесят дафонов!
— Пятьдесят? — в голосе покупателя слышалось сомнение с заинтересованностью. — Вы уверены, что эта ржавчина не повлияет на аэродинамику?
Я замерла. Этот бархатный баритон я узнала бы из тысячи.
Тихо прошла между стеллажами и выглянула из-за горы старых непонятных штук.
У прилавка стоял Ален Ролдэн. Он был одет в "простую" городскую одежду (камзол из тончайшей шерсти, который стоил дороже всей этой лавки), и с сомнением вертел в руках гнутую железку, похожую на выхлопную трубу.
Напротив него суетился лысый мужичок с бегающими глазками — тот самый дядюшка Гвидо (или Идо, судя по вывеске).
— Какая ржавчина?! — возмущался торговец. — Это благородная патина! Она придает... э-э... винтажный шик! Берите, не пожалеете. С этой штукой ваша доска будет летать быстрее ветра!
Ален уже потянулся за кошелем.
— Я бы на твоем месте не спешила расставаться с деньгами, Спичка, — громко сказала я, выходя из укрытия.
Ален вздрогнул и обернулся. Увидев меня, он попытался спрятать железку за спину, но потом передумал и просто выпрямился, напуская на себя важный вид.
— Вуд? Ты меня преследуешь?
— Спасаю твой бюджет от катастрофы, — я подошла к прилавку и бесцеремонно забрала у него "раритет". — Дядюшка, вы за кого нас держите?
Торговец прищурился.
— А ты еще кто такая?
— Я та, кто знает, что это не стабилизатор эфира, — я постучала ногтем по железке. Звук был глухой. — Это коленный патрубок от старой водонапорной системы. Причем треснутый. Видите шов?
Я сунула железку под нос торговцу. Тот покраснел.
— К тому же, — продолжила я, входя в раж, — чемпион 1856 года летал на дубовой бочке, а не на метле. Историю надо знать. Пятьдесят дафонов? Да этой железяке цена — пара медных монет на переплавку.
Ален переводил взгляд с меня на торговца. Его брови поползли вверх.
— Это... правда? — спросил он ледяным тоном, от которого у торговца на лысине выступил пот.
— Ну... э-э... может, я перепутал, — забормотал мужичок. — Товара много, глаза замылились...
— Еще как замылились, — кивнула я. — Нам нужны настоящие запчасти. Магнитные сердечники, медная проволока и... — я огляделась, — ...вон та коробка с хрустальным боем. За всё — десять дафонов. И ни монетой больше. Иначе мы сообщим городской страже, что вы торгуете подделками исторических артефактов.
Через пять минут мы вышли из лавки. Ален нес коробку с хрусталем (мне для опытов) и пакет с проволокой. Я — моток медных трубок. Торговец, кажется, перекрестился нам вслед.
— Десять дафонов, — пробормотал Ален, глядя на меня как на восьмое чудо света. — Он хотел пятьдесят только за трубу.
— Добро пожаловать в реальный мир, Ваша Светлость, — усмехнулась я. — Здесь за титул скидок не дают. Здесь накручивают цену за чистые манжеты.
— Ты... умеешь торговаться, — констатировал он.
— Я умею считать деньги. Когда их мало, учишься быстро.
Мы стояли посреди людной улицы. Мимо сновали повозки, кричали разносчики.
— Куда теперь? — спросил он вдруг. — Ты же не просто так сюда пришла?
— Я хотела найти запчасти для котла в оранжерее, — я похлопала по трубкам. — И перекусить. Слышала, в таверне "Веселый Гоблин" делают отличные мясные пироги. Не чета нашей столовской подошве.
Ален поморщился.
— "Веселый Гоблин"? Это же притон.
— Боишься? — я подмигнула. — Не бойся, я тебя защищу.
Он фыркнул, поправляя воротник.
— Еще чего. Веди, Вуд. Я угощаю. В качестве... компенсации за сэкономленные сорок дафонов.
Таверна "Веселый Гоблин" оправдывала свое название. Здесь было шумно, темно и весело. Мы нашли столик в углу, подальше от компании гномов, которые играли в кости на раздевание (зрелище не для слабонервных).
Когда нам принесли пироги и два кубка с пенным напитком, Ален долго протирал свою вилку платком.
— Расслабься, — сказала я, вгрызаясь в пирог. — Это вкусно.
Он осторожно попробовал кусочек. Его глаза расширились.
— Хм. Действительно. Недурно.
Мы ели молча, но это было комфортное молчание. Впервые между нами не было ни учебников, ни лопат, ни летающих шаров.
— Зачем