Я чувствую, как у меня под кожей шевелятся крылья, готовые раскрыться, когда я смотрю, как он удаляется от места своей победы. В нём есть что-то такое. Тьма, которая взывает к моим собственным недавно обретённым теням. То, как он двигался, было точным и смертоносным, каждый удар был рассчитан на максимальный эффект. Это была не просто демонстрация силы, а послание.

Он может многому научить меня в этом акте агрессии.

Прислонившись лбом к оконной раме, я смотрю на раскинувшуюся территорию академии. Мой первый день в качестве падшего ангела, и я уже стал свидетелем более бурных эмоций, чем за всё время моего пребывания на небесах. Там, наверху, всё было приглушённым, контролируемым. Здесь? Это всё огонь, лёд и первобытные потребности, которые удовлетворяются без извинений.

Стук в дверь прерывает мои размышления. Я поворачиваюсь, всё ещё не привыкнув к тяжести, которая давит на мои кости. На небеса почему-то было легче, как будто сила тяжести не так сильно действовала на небесных существ. Теперь я чувствую себя привязанным к земле, связанным правилами, которых пока не понимаю.

— Войдите, — кричу я, любопытствуя, кто же это меня разыскивает.

Дверь распахивается, и на пороге появляется профессор Блэкридж, выражение его лица, как всегда, непроницаемо.

— Мистер Кассиэль. Надеюсь, ты уже устроился?

— Настолько, насколько это возможно после изгнания из рая, — отвечаю я.

Губы Блэкриджа кривятся в усмешке, которая может показаться забавной.

— Рай переоценивают. Слишком много правил, недостаточно возможностей, — он входит в комнату, его взгляд скользит по моему жилью. — Я пришёл, чтобы предоставить тебе расписание занятий и кое-какие предметы первой необходимости.

— Лично? У вас нет слуги, который бы выполнял ваши приказы?

— У меня много приспешников, — отвечает он со зловещей улыбкой. — Но ты, мистер Кассиэль, меня интригуешь.

Почему у меня такое чувство, что это нехорошо?

Он протягивает мне лист бумаги. В расписании перечислены предметы, о которых я никогда не слышал: Теория смещения измерений, Тактика оборонительного боя, Тактика наступательного боя, Манипулирование тёмной энергией.

— Ни одно из этих направлений мне ни о чём не говорит, — признаюсь я, просматривая незнакомые термины.

— В этом-то и заключается смысл образования, не так ли? — сухо отвечает Блэкридж. — Но это такое же образование для нас, как и для тебя. Падшие ангелы не каждый день падают с небес.

— У вас когда-нибудь здесь случались падения? — спрашиваю я, испытывая врождённое любопытство. В первую очередь именно из-за этого меня и выгнали. Я думаю о своих крыльях, которые теперь стали чёрными от ожогов, а не белоснежными. Цена, уплаченная за то, что у меня есть собственное мнение.

— Никогда, — говорит он. — Ты уникален.

— Настолько уникален, что заслуживаю особого внимания самого директора? Я польщён.

— Не стоит, — ровным голосом говорит Блэкридж. — Уникальность в Серебряных Вратах может быть как благословением, так и проклятием. Некоторые студенты готовы убить, чтобы завладеть чем-то редким. Другие просто уничтожили бы редкую вещь.

Я смеюсь, и у меня в горле раздаётся странный звук. Смех на небесах воспринимали неодобрительно.

— Вы предупреждаете меня или угрожаете?

— Просто констатирую факты, — его тёмные глаза изучают меня с клиническим интересом. — Твоё первое занятие с профессором Тейтом — Теория смещения измерений. Советую не опаздывать, — он поворачивается, чтобы уйти, но останавливается.

— Это всё, что вы хотели мне сказать? — бросаю я вызов, отходя от окна. — Никаких советов о том, как ориентироваться в этой академии чудовищ?

Блэкридж смотрит на меня своими бездонными глазами.

— Ты пережил падение с небес, мистер Кассиэль. Полагаю, разберёшься. Хотя я бы посоветовал быть осторожным в отношении того, кому ты открываешь свою истинную природу. Некоторые из присутствующих здесь сочли бы крылья падшего ангела отличным трофеем.

У меня по спине пробегает холодок при его небрежном упоминании о расчленении.

— Принято к сведению.

С этим тревожным заявлением Блэкридж ускользает, оставляя меня наедине с большим количеством вопросов, чем ответов.

Я снова бросаю взгляд на своё расписание. Через несколько часов начнется Теория смещения измерений. У меня нет ни книг, ни базы знаний, и я абсолютно не представляю, что делаю. Идеально.

Но пока я могу воспользоваться столовой. Я никогда раньше не употреблял в пищу ничего вкусного, но приступы голода, которые сейчас сжимают мой желудок, трудно игнорировать. Я был свидетелем голода, болезней, бедственного положения, войн, а также всего хорошего: роста, рождения, воспитания, любви. Я знаю, что такое еда, но никогда не имел удовольствия её пробовать. Ангелам не нужна пища — мы существуем только за счёт божественной энергии, по крайней мере, так было раньше. Теперь мой желудок урчит от совсем не небесных потребностей.

Мои крылья трепещут под кожей, когда я пробираюсь по извилистым коридорам Серебряных Врат. Архитектура здесь гнетущая: камень и тени, с редкими вкраплениями витражей, которые отбрасывают разноцветный свет на пол. Студенты передвигаются по этим залам как хищники, их взгляды задерживаются на мне с нескрываемым любопытством.

Я чувствую их силу, их тьму.

Я нахожу столовую просто ориентируясь по запаху, и от доносящихся оттуда восхитительных запахов у меня слюнки текут. Это похожее на пещеру помещение с высокими потолками и длинными столами. Воздух насыщен ароматами еды и чего-то металлического.

Я подхожу к буфету, поражённый разнообразием блюд. Высокое бледное существо с заострёнными ушами с удивлением наблюдает за мной.

— В первый раз? — спрашивает она, и её голос подобен шуму ветра в сухих листьях.

— Настолько очевидно?

— Ты смотришь на еду так, словно она может на тебя напасть, — она указывает на блюдо. — Макароны безопасны. Кровяной пудинг вызывает сомнения. И что бы ты ни делал, не прикасайся к зелени, если не способен усваивать мышьяк.

Я с опаской смотрю на разворот.

— Спасибо за предупреждение.

— С новыми ученицами всегда интересно, — говорит она, сверкая улыбкой. — Особенно с хорошенькими.

Я накладываю в тарелку макароны и, надеюсь, обычный хлеб, не обращая внимания на зелёную субстанцию, которая зловеще пузырится в конце буфета. Мой желудок урчит ещё громче.

— Ты пахнешь по-другому, — продолжает она, наклоняясь ближе. Её ноздри раздуваются. — Как озон и жжёные перья.

Я напрягаюсь. Предупреждение Блэкриджа о том, что я должен держать в секрете свою природу, эхом отдаётся у меня в голове.

— Хм.

— Я Корделия, — представляется она, протягивая руку с ногтями, больше похожими на когти.

— Кассиэль, — отвечаю я, на