не слышала ни музыки, ни голосов гостей. Я слышала только стук собственного сердца, а после где-то там торжественные удары часов, возвещающих о наступающей Ледяной Полночи.
Эдвард подхватил меня в последнем танцевальном движении, я взмыла в его руках, замерла на мгновение в воздухе, и его губы вскоре накрыли мои. И я пропала. Пропала в этом невероятном поцелуе. Драконьем поцелуе. Самом снежном. И самом нежном на свете.
Эпилог
Эдвард Этермус
Я вышел из кабинета, закончив дела, прикрыл глаза и прислушался к ощущениям. Не смог сдержать счастливой улыбки. Моя Аманда уже во дворце! И жгучее, нетерпеливое желание увидеть ее заслонило собой тотчас все.
Мы не виделись всего несколько часов, пока я разбирал бумаги, а она находилась в Академии магии, куда перемещается вот уже год практически каждое утро из дворца, но я безумно соскучился. И вроде бы мы расстаемся лишь на часть дня, я должен был давно привыкнуть к коротким разлукам…
Но нет. Ни капли. Тяга к паре в первые годы связи особенно сильна, и я тону в ней с наслаждением. В этих абсолютно новых для меня ощущениях, которые не готов променять ни на что на свете. В тоске по моей ненаглядной ведьме. В огромном счастье, что переполняет всю душу. В любви, что пылает в венах жарче драконьего пламени.
Сейчас я спешил по коридорам, что преобразились до неузнаваемости. В воздухе порхали и таяли на лету хрустальные снежинки, а между ними с веселым писком носились маленькие иллюзорные дракончики, гоняясь за такими же крошечными ведьмочками на метлах. От этой картины на душе становилось светло и тепло, и меня неудержимо тянуло улыбнуться.
Это все тоже сотворила моя Аманда. Моя драгоценная супруга. Праздничное украшение дворца — ее дипломная работа. И колдовала моя ведьмочка, как всегда, с душой, вкладывая в каждое чудо частичку себя, желая закончить весной Академию с высшими баллами.
Я поймал одну из снежинок, хмыкнул. Как же сильно для меня за этот год все изменилось! Раньше я не любил зимние праздники. Они были лишь формальностью, обязанностью. А теперь… Теперь это мое самое любимое время. Потому что оно наполнено ее смехом, ее теплом, светом ее глаз и предвкушением настоящего волшебства, которое Аманда принесла в мою жизнь. Как я раньше этого не замечал? Не чувствовал? Наверное, потому что в моем сердце тогда не распахнула крылья любовь. И не было рядом моей ведьмы.
Ее уже совсем близкое присутствие отзывалось покалыванием по коже, сладким трепетом в крови, и я рывком распахнул дверь в главный зал.
Там царила приятная предпраздничная суматоха. Студенты-маги сосредоточенно творили зимнюю сказку к балу Ледяной Полночи, не обращая ни на кого внимания. Слуги скользили между ними и любопытными придворными с подносами. Воздух наполнился запахом горячего шоколада, мандаринов, хвои, легкого, колкого морозца. И ожидания. Всеобщего ожидания чуда.
Аманду я нашел возле огромной, пушистой елки. Она парила рядом с макушкой на метле, что-то весело напевая себе под нос и развешивая на ветках сверкающие шары. И в тот же миг моя ведьма затмила для меня все вокруг. Весь зал, всех людей, всю суету. Только она — живая, сияющая, моя и осталась.
Я применил силу, легко вспорхнул к ней и уселся рядом на метлу, обняв за талию и прижавшись губами к ее шее, к ее волосам, которые пахли зимним ветром и магией.
— Когда ты так делаешь, я каждый раз рискую упасть с метлы, — прошептала она, но тут же прильнула ко мне и жадно, с голодом, поцеловала.
Мир тотчас бесповоротно сузился до ее сладких губ, пахнущих шоколадом.
— Поймаю, — пообещал я, едва оторвался, все еще вдыхая запах своего личного драконьего счастья.
Аманда проказливо хмыкнула, но возражать предсказуемо не стала.
— Сейчас закончу последний штрих к своему диплому, — кивком показала она на не до конца наряженную елку. — И вся твоя.
— Помогу, — заявил я.
Она удивленно приподняла брови. Я выудил из висящей на метле корзины ярко-синий шар, внутри которого плескалось самое настоящее маленькое пламя, повесил его на ближайшую ветку.
Аманда весело хмыкнула и протянула мне еще один. Внизу кто-то из слуг от неожиданности выронил поднос. Просто елку я наряжал впервые в своей долгой жизни.
И, оказывается, когда делаешь это с женщиной всей своей жизни, это занятие приобретает особое очарование. И я, владыка снежных драконов, тысячу раз видевший, как слуги украшали немало елок, впервые в жизни понял, что это не обязанность. Это ритуал. Тихое, личное таинство, которое ты совершаешь вместе с тем, кто и есть твой главный праздник.
Мы вешали шары, то и дело перебрасываясь словами, смеясь и целуясь. И, наверное, забыли бы про весь существующий мир, если бы украшения не закончились. Как и пустые ветки на елке.
Едва мы спустились, я подхватил у проходящего мимо слуги поднос с дымящимся шоколадом, Аманда — блюдо с мандаринами, и я открыл портал прямиком в наши покои.
Про угощение забыли тут же. Поднос с глухим стуком упал на пол, а мандарины покатились во все стороны. Я прижал мою пару к двери, и ее губы сами нашли мои. И этот поцелуй, глубокий, медленный, полный осознанного желания и той самой тоски, что копилась часы разлуки, обрушился на нас и погреб под собой. Не в силах устоять перед такой Амандой, растрепанной, с блестящими глазами, пахнущей хвоей и праздником и абсолютно моей, я подхватил ее на руки и понес в спальню.
Уже намного позже, закутанные в халаты, босые и абсолютно счастливые, мы сидели в обнимку в большом кресле у камина, угощали друг друга с рук дольками мандаринов и молча смотрели в окно на порхающий снег.
— Знаешь, мой снежный дракон, у меня для тебя есть подарок, — тихо сказала Аманда, зарываясь носом в мое плечо.
— Так еще же не наступила Ледяная Полночь, — удивился я. — Или это Феликс подбил тебя дарить подарки пораньше?
— Боюсь, это такой подарок, который тебе все равно придется ждать… — она сделала паузу, и ее глаза засияли таинственным, невероятно нежным светом. — Еще почти девять месяцев.
Я замер, уставился на мою ненаглядную ведьму, на ее улыбку, на ее руку, лежащую на животе, и сердце от осознания заколотилось с такой силой, что грозило остановиться. Я буквально задохнулся от нахлынувшего счастья и благоговейного трепета. И бережно, словно моя Аманда была сделана из хрусталя, прижал ее к себе, покрывая лицо, шею, руки нежными поцелуями, бормоча что-то бессмысленное и бесконечно счастливое.
Теперь я точно