Человеку не ведомо, зачем он пришёл в этот мир, но каждая человеческая жизнь — это нить в полотне-гобелене Вселенной. Никто не вправе выходить из игры раньше срока, иначе гобелен может расплестись.

Самоубийца либо трус, либо богоборец. Ни тот, ни другой не войдут в Светлый Мир.

Николь не боялась жить. Ей нравилось. Она любила жизнь. Но, после случившегося есть ли у неё моральное право продолжать жить дальше? Ведь она — чудовище. Паразит, продлевающий собственную жизнь, умножающий свои силы за счёт других.

Выходит, человеку придётся умереть, чтобы умер монстр? Вопрос к знатокам: спасёт она тем свою душу или погубит её?

Николь набрала полную ванну воды. Холодную — не любила, горячую не могла сейчас позволить, поэтому выбрала индифферентную, равную комнатной.

Пока вода набиралась, Николь подошла к зеркалу. С той стороны отражения на неё смотрело ангельски-милое, сдобное личико, так называемое беби-фэйс: вздёрнутый, короткий, хоть и прямой носик, пухлые губы, большие глаза, маленький подбородок и круглые, тронутые нежным румянцем, щёки. Ямочки, наивный взгляд. Образ дополняли нимбом окружающие лицо золотистые локоны.

Кто, взглянув на это милое видение, воскрешающее в памяти синее небо и ромашковые, бескрайние поля, сияющие улыбки и летнее тепло, мог поверить, что за этой маской прячется чудовище?

Николь медленно сняла один за другим кольца. С каждым снятым кольцом менялся и образ. Мягкость и плавность черт таяла. Лицо истончалось. Кожа из золотистой сделалась фарфорово-белоснежной, лишённой намёка на румянец. Скулы приобретали чёткие выразительные очертания. Во взгляде читалась жадность. В волосах, огненно-рыжих, словно вспыхивали искры пламени.

Кто из них — настоящая она? Блондинка? Огненноволосая красавица?

Вода в ванной набралась.

Не желая, чтобы её нашли обнажённой, Николь облачилась в длинное светлое платье. Классический образ вечно плачущей невесты, поджидающей запозднившегося жениха на проклятых перекрёстках после полуночи. Убереги, господь, от такой судьбы, но чего другого ждать той, кто родилась проклятой? Возможно, после смерти ей придётся заниматься именно тем, от чего она пытается сбежать сейчас?

Хотелось бы верить, что мама будет с ней в этот тяжёлый момент. Что хоть кто-то болеет, переживает, одобряет или — порицает. Но вокруг была лишь тишина и одиночество.

Судьбоносные решения в жизни некому принять, кроме нас самих.

«Дай знак мне, если ты существуешь, Господи», — горячо обратилась она к тому, в кого неизменно верила, как человеком, так и нечистью. Но никто не ответил. Царила привычная тишина.

— Я не буду служить Тьме, — упрямо прошептала она, делая шаг в ванную.

Удивительно, в этот момент она думала не о том, что, возможно, делает последние вздохи в жизни — её страшили острое лезвие и боль.

Любые нити рвать нелегко, что-то приходится и перерезать.

Николь погрузилась в воду, чувствуя твёрдую поверхность бортика под затылком.

Страшно…

Ни о чём не думать. Просто сделать то, что надо. То, что должна.

Лезвие легко вспарывает кожу, следуя синей линии вен, светящейся из-под кожи. Вот и всё. Алая, горячая кровь смешивается с прохладной водой и плывёт в ней экзотическим сгустком.

Николь отстранённо наблюдает словно со стороны.

Ей представлялось, что она стоит на одном берегу этой кровавой реке, а на другой стороне её ждёт незнакомец в белом костюме. Он стоял, запустив руки в карманы и с улыбкой ждал.

— Прости, — ещё раз прошептала Николь. — Я правда не хотела. Я верила, что справлюсь.

Призрак проявлял привычное для призраков молчаливое безразличие.

«Скоро я узнаю, есть что-то на Той Стороне — или в смерти нас ждёт лишь пустота», — закрывая глаза, подумала Николь. — «Прости мама. Ты просила меня не выпускать эту тварь в мир. Я делаю, что могу».

Николь проваливалась куда-то вниз и сознание затопило чернотой.

Потом она почувствовала, что плывёт в чёрной воде. Вязкой, густой, как подогретой молоко. Плывёт, продвигаясь плавными, сильными движениями. Впереди сиял яркий проём, подобный луне. Николь точно знала, что должна туда попасть туда.

Ничего в своей жизни она не хотела так сильно! Достичь этой заветной сияющей черты, где ждала её мать, Творец и всё то светлое и счастливое, чего не было в этой жизни.

— Вернись, — проговорил мужской голос, тихий и глубокий.

Николь, не слушая, продолжала плыть.

— Вернись. Твоё время ещё не пришло. Ты должна вернуться, пока не поздно.

— Не хочу убивать людей! — упрямо отмахнулась от навязчивого голоса Николь.

— Не убивай.

— Но я не могу!

— Не ищи лёгких путей — ищи правильный. Ты просила знака свыше? Вот он: вернись!

Сияющий проход отдалялся. Мощным течением Николь сносило назад.

* * *

Вскрикнув, она села, с удивлением наблюдая, как кровь, которую только что видела расходящейся по воде, собираясь, втягивается обратно в вены, а сами раны затягиваются без следа.

На весь дом стоял дикий звон. Кто-то упрямо жал кнопку звонка. Тот отзывался визгливым треньканьем.

— Вот чёрт! — выругалась Николь, скользя по кафелю мокрыми ногами, срывая с вешалки махровый халат и оборачиваясь в него. — Да, иду я! Иду!

Будто тот, кто стоял за дверью, мог её отсюда услышать?

Короткая пауза и звонок заголосил снова.

Вернуть кольца на пальцы и спуститься вниз оказалось делом ещё пяти минут.

Рывком Николь распахнула дверь и нос к носу столкнулась со смуглым стройным красавчиком. У того был острый подбородок и острый, как лезвие, взгляд.

— Ты оглохла? — надменно фыркнул он Николь прямо в лицо. — Какого чёрта так долго?

— Я не ждала гостей, — ошарашенно выдохнула она в ответ.

Парень оттолкнул дверь и, отодвинув плечом хозяйку, нагло вторгся внутрь.

— Ты что себе позволяешь? — возмутилась она.

Незваный гость притормозил, обернулся и окинул Николь надменным взглядом:

— Я Фэйро Стрегонэ, — заявил он, как будто это должно было всё объяснить.

— Да мне плевать, кто ты! Я тебя не впускала.

Парень сцепил руки за спиной, словно боялся не сдержаться и распустить их.

Приблизившись, он навис над ней. Благо, рост позволял. Макушка Николь находилась приблизительно на уровне его плеч.

Выразительно окинув её взглядом, парень вопросительно приподнял брови.

Вода ещё стекала с Николь. Под халатом мокрая ткань противно липла к телу. Пряди волос липли к лицу и к шее, а у босых ног уже собиралась лужица.

Взгляд непрошенного визитёра задержался на этом мокром пятне и Николь почувствовала себя так, словно ненароком описалась.

Затянув пояс на халате, она с вызовом взглянула в полуночно-синие, мрачные глаза, словно требуя объяснений.

— Мать попросила забрать тебя, — произнёс он, пожимая плечами. — Я полагал ты меня ждёшь.

Ах, Стрегонэ? Ну, конечно!..

— Вы — сын Джастины?

— Для тебя — сеньоры Джастины, — поправили её жёстко. — Собирайся. Я